Откуда еще силы взялись на то, чтобы о чем-то говорить, да еще и весело, с вызовом? Как могла задавать вопросы, не расплакавшись при этом? Мило улыбаться, когда на душе кошки скребли?

Она сама не понимала. Наверное, виной всему был адреналин, заставивший держать спину прямо, глаза — сухими, губы — растянутыми в улыбке. Они еще долго потом дрожали, и Жене пришлось их закусывать, чтобы не выглядеть неадекватной.

— Ты была на высоте, Евгения! — первое, что сказал Симонов, как только они закрыли дверь Суворовской палаты. Он даже приобнял ее за плечи, вроде как одобряя. А по факту — если бы не эта поддержка, девушка не смогла бы сделать и шагу — ноги отказывались идти.

— Не знаю…

— Чего не знаешь, говори? — в отличие от нее, Валера выглядел вполне себе довольным. Казалось, что он вот только что завершил самый лучший проект в своей жизни.

— Зачем ты завел разговор про свадьбу и посаженного отца? Сам-то думал, что нес? — Последние фразы, которые она услышала, войдя в палату, окончательно выбили из колеи.

— Зато ты видела, как он разошелся? А ведь держался до последнего. Делал вид, что ему все — нипочем…

— Ну, я бы тоже, наверное, закричала… Спать с мужчиной, а потом взять его в посаженные отцы — это уже за гранью.

— Так вы, значит, спали, все-таки?

— Кто про что, а лысый — про расческу. Какая тебе разница, Валер? — Женя до того устала, что даже не заметила, как зашел разговор о самом интимном. О том, что никогда не стала бы обсуждать с посторонним мужчиной, находясь в здравой памяти и трезвом рассудке.

— Для себя. — Ответил так, словно эти два слова должны были полностью ее удовлетворить, раскрыть все тайны и секреты сложной и загадочной Валериной души.

— Зачем?

— Понять, какого уровня он сволочь.

— Понял? Стало легче?

— Ну, в моих глазах он опустился еще на пару десятков пунктов…

— И что теперь?

— Буду жалеть его еще меньше. — Как-то мрачно и очень сурово глянул. Так, словно приговор подписал, и не кому-нибудь, а Суворову.

— Ты думаешь, для Игоря это что-то изменит? — Ей в тот момент хотелось лежать с головой под одеялом, тяжело вздыхать и себя жалеть… А приходилось задавать какие-то глупые вопросы, можно подумать, они могли на что-то повлиять в жизни девушки.

— Уже изменило, поверь. Ты была слишком взвинчена и напряжена, чтобы что-то заметить, Женя. А я увидел многое. И мне это очень понравилось, вот серьезно.

— Тебе нравится мучить людей? Это такое милое хобби? — Безумная догадка осенила девушку, совершенно нереальная, но зато способная очень многое объяснить. — Ты для этого все затеял?

— Мне очень хочется поставить его на место, Жень. Чтобы не мнил себя царем и богом, который имеет право вершить судьбы людей.

— Ты думаешь, твои старания что-то изменят? Суворов даже не заметит наши жалкие трепыхания…

— Ты слишком себя недооцениваешь, дорогая.

— Я трезво смотрю на мир. Не так давно носила розовые очки, но их с меня сняли, как видишь…

— И за это он тоже должен заплатить!

Женя остановилась. Вывернулась из-под руки Симонова, чтобы посмотреть ему прямо в глаза:

— Ты что, действительно, веришь в это? Что Суворов когда-то раскается?

— Заставим. Во всяком случае, сделаем все для этого.

Он снова зашагал по бесконечному коридору клиники, Женю тащил за собой, практически на буксире.

Ее осенила еще одна мысль, заставившая снова затормозить. Валера недовольно оглянулся, не понимая, в чем дело:

— Погоди. Получается, ты меня обманул?! — и без того было тяжко, а теперь совсем нехорошо.

— В чем?

— Ты же говорил, что Игорю помощь нужна, что он разозлится и быстрее встанет на ноги. Я ведь поехала только по этой причине! Вокруг пальца меня обвел, да?!

— Нет. Мы сначала его на ноги поставим, а потом уже измываться будем. Если обижать слабого, то чем мы лучше Суворова, Женя, скажи?

Что-то ей не понравилось в этой логике, на первый взгляд, очень стройной. Но Женя никак не могла уцепить — что именно.

— Ты знаешь, он мне слабым не показался…

— Он тебе показался сильным, Жень. Только это — сплошная фикция.

Игорь долго сидел, закрыв глаза, почти зажмурившись. Откинул голову на спинку кресла и ждал, когда же его отпустит. А не отпускало никак: его накрывало все новыми приступами удушливой, всепоглощающей злости. Он злился на всех, на весь мир, но больше — на себя, за то, что не смог совладать с эмоциями, показал свою слабость там, где должно было быть одно лишь равнодушие.

Весь этот дикий фарс, устроенный Симоновым, он должен был пропустить, не замечая. Ну, подумаешь, решили они с Женей стать парой. Что такого? Один свободен, как ветер в поле, вторую он тоже недавно освободил, своими собственными руками. Пожелать бы ребяткам счастья, да жить спокойно…

Ан нет: спокойно не удалось. В груди до сих пор полыхало, стоило лишь вспомнить, как Симонов уверенно и нагло обнимал Женю, а та льнула к его боку, как будто врасти пыталась.

И этот ее тон, когда спросила по поводу святого… Уверенный, вызывающий, насмешливый… Такой, что Игорь осекся, услышав вопрос. Впервые в жизни, наверное, даже не нашел, что ответить сразу. Постарался испепелить взглядом и тяжелым молчанием, которое длилось до тех пор, пока девушка не стушевалась. Но теперь у нее была поддержка в виде Валеры, который тут же вмешался — перевел разговор на что-то другое, снова улыбался, раздражая тем… Да просто своим существованием, вот чем раздражал, а вовсе не тем, что позволял себе демонстративно лапать Женю.

Это была не ревность. Нет. И не слепая ярость собственника, который своими же руками совсем недавно все отдал в чужие руки. Ему вообще безразлично, как и с кем дальше будет устраивать свою жизнь Евгения. Но чем дальше Игорь себя убеждал в этом, тем хуже верилось…

Вот знал же, с самого начала знал, что ничего хорошего не принесет затея с тем несчастным подростком. Нужно было высадить ее сразу же, у ближайшего торгового центра: там бы могла согреться и найти другую добрую душу для спасения, а самого Игоря не коснулось бы вот это вот все.

И понять бы еще, за каким чертом Валера так настойчиво лезет к нему в жизнь. Ведь ни один из партнеров, приятелей и просто знакомых так активно не вмешивался в дела Игоря после аварии. Да что уж там говорить, если даже родня только делала вид, что переживала. Отец с матерью, дважды в год, а то и чаще, гонявшие на отдых в Европу, нынче сделали вид, что крайне заняты домашними проблемами. Хотя могли бы выбрать такой маршрут, чтобы заскочить к сыну по дороге, о том, чтобы специально приехать, даже и не мечталось…