Удача одного всегда заразительно влияет на других. Признание принципа захвата власти имело невыгодные последствия и для самого Токтамыша, могущество которого было окончательно сокрушено Тимур-Ленком. Прежде других воспользовался шаткостью положения Токтамыша его же собственный полководец Бек-Пулад, вместе с другими угланами, т. е. беками династической крови, которые поименованы в ярлыке Токтамыша к Ягайлу, как изменники. Об этом обстоятельстве довольно подробно говорит арабский историк Ибн-Хальдун, называя главного героя неурядицы, Бек-Пулада, Оглан-Булатом и родичем Токтамыша. По свидетельству Ибн-Хальдуна, Оглан-Булат вместе с некоторыми из эмиров вошел в предательские сношения с Тимур-Ленком. После стычки, происшедшей между последним и Токтамышем, Оглан-Булат пошел в Сарай, овладел им и напал на домочадцев и имущество Токтамыша. Когда же Токтамыш опять явился в Сарай и овладел им, то Оглан-Булат бежал в Крым и засел в нем. Токтамыш преследовал его и осадил Крым, но должен был вернуться в Сарай, отвлеченный нападением на Сарай сына Урус-Хана, а войско его продолжало осаду Крыма, пока не овладело им. Оглан-Булат был убит[444]. В эту пору разбрелись, говорит Ибн-Хальдун, в разные стороны эмиры, с которыми Тимур входил в сношения; они отправились в пограничные области и утвердились там[445].

В числе таких окраин, открывавших наибольший простор самовольству беков, был, конечно, Крым. Следуя обычаям настоящих государей, узурпаторы били монету и отправляли посольства к другим дворам. Все это имело место и в Крыме. Мы видели, что в 1387 году Кутлу-Буга, в звании ханского наместника и областного правителя в Крыме, заключил дружеский договор с генуэзцами. В ряду условий договора любопытно одно, касающееся монеты: Кутлу-Буга «обещается за все время своего управления велеть чеканить монету в Солхате и в прочих подчиненных ему землях, хорошую и достаточествующую, такого же хорошего качества, как велел чеканить Элиас во время своего управления»[446]. Чеканка монеты и самими татарами сознавалась уже как известная государственная прерогатива[447]; в договоре же ханскому представителю вменяется в обязанность чеканить монету, да еще в достаточном количестве. Какую в этом находили для себя генуэзцы выгоду, остается до сих пор не вполне ясным, даже и после статьи почтеннейшего В. Н. Юргевича «О монетах генуэзских, находимых в России»[448], где был повод коснуться этого вопроса[449]. Если же вся суть означенного условия состояла в обязательстве бить монету доброкачественную (bonam pecuniam), то оно указывает на какие-то злоупотребления правом чеканенья монеты; но опять остается тайною, какого рода были эти злоупотребления – касались ли они только ценного свойства металла и веса монеты, или же правильности, легальности самого штемпеля. По-видимому, тут имелось в виду последнее. Из договора мы узнаем, что монета билась самими ханскими наместниками, сидевшими в Крыме, во имя своего верховного государя, хана Золотой Орды. Нет сомнения, что в то смутное время стала уже появляться монета, битая другими беками, претендовавшими на независимое господство, что ставило генуэзцев в затруднение, какие деньги считать хорошими, т. е. настоящими, и какие плохими, т. е. фальшивыми с точки зрения золотоордынского правительства, заявлявшего себя единственно законным. По крайней мере в числе настоящих монет с именем Токтамыша очень много попадается экземпляров, представляющих весьма грубую подделку[450]. Даты его собственных монет крымского чекана доходят до 796 = 1393–1394 г.[451], а между тем и монеты Бек-Пулада или Оглан-Булата, который отложился от Токтамыша и утвердился было в качестве самостоятельного властителя в Крыме, там же были биты еще в 794 = 1391–1392 гг.[452].

Относительно посольств к иностранным дворам в это время мы имеем сведения от арабских историков. Так, например, они упоминают, что приходило в Египет посольство Токтамыш-хана и было принято там с большим почетом в 1385 году[453]. Но Элькалькашанди, трактуя о разных формах международной переписки, которые, говорит он, различны по различию способа выражения жителей той или другой страны и по степени могущества лица, от которого пишется, указывает на высокое значение секретаря, который, будучи знаком с терминологией каждого государства по части переписки, сейчас может определить, что действительно исходит от царя, и что подделано, и обнаружить подлог при помощи оселка знания. В доказательство своего мнения Элькалькашанди приводит случай, который он называет замечательным, т. е. по-нашему просто курьезный. Прибыл, говорит он, в Египет посланник и был самым торжественным образом встречен: думали, что он от Токтамыш-хана. Когда же он предъявил грамоту свою, то начальник султанской канцелярии, Эльбердин Ибн-Фадла-л-Ла, рассмотрев ее, нашел, что она не соответствует условным правилам ханских писем в отношении бумаги и написания. Стали вздорить и допрашивать посла, и тогда он признался, что «он от правителя Крымского из подданных Токтамыш-хана»[454]. Явно, что подлог этот был сделан кем-либо из самовластных беков, и, вернее всего, Бек-Пуладом, искавшим в международных сношениях признания своих властительных прав в Крыме: не было надобности и повода делать такой подлог Кутлу-Буге, верному слуге Токтамыша и наместнику его в Крыме. Да Кутлу-Буга, по всем признакам, должен был удалиться из своей областной резиденции, когда поднялись смуты эмиров, предводимых Бек-Пуладом, ибо в 1393 году мы видим его во главе посольства к Ягайлу с заявлением о том, что Бек-Пулад и его сообщники преданы Богом в руки Токтамыша, и что впредь все дани и знаки дружественных международных отношений должны быть адресуемы к этому последнему, как полновластному государю Великого Улуса, т. е. всей Золотой Орды[455]. Хотя Кутлу-Буга никак не титулован в ярлыке, и даже один раз искаженно назван «Тулу-Оджа», но о тожестве его с бывшим крымским наместником свидетельствует то, что товарищем его по посольству был Асан, в котором нетрудно угадать того самого Хасана, сына прежнего крымского наместника Рамазана, который уже раньше, в 1385 году, предводительствовал послами Токтамыш-хана в Египет. «С ними, – говорит Эль-Аскалани, – владетель Крыма отправил подарки, которые были приняты»[456]. Кто бы ни разумелся тут под «владетелем Крыма» – сам ли Токтамыш, или его наместник Кутлу-Буга, в обоих случаях Хасан является солидарным с Кутлу-Бугою политическим деятелем, одинаково преданным Токтамышу[457]. Токтамыш, по-видимому, не напрасно хвастался победой над своими противниками. Бек-Пулад, по крайней мере, вскоре сошел со сцены, по словам арабских историков; да и на монетах больше уже не появляется его имени. Едва ли он продержался даже и до 1394 года, как думает г. Савельев, потому что все монеты, кроме имеющей дату 794 = 1391—2 гг.[458], ненадежны: в остальных годы крайне неясны, и самое имя бывшего их властителя является уже в форме «Булад-хан»[459], как назывался еще один скоропреходящий хан Золотой Орды, бивший монету в 1407–1410 гг.[460].

Но прежде чем власть Токтамыша была опять восстановлена в Крыме, там успел на короткое время засесть и выбить свою монету некто Таш-Тимур. Они оба с Бек-Пуладом, говорит г. Савельев, воспользовались поражениями Токтамыша для провозглашения себя ханами и отделились от него: Бек-Пулад владел, кроме Крыма, и Азовом; Таш-Тимур известен доселе только как хан Крыма в 797 = 1394–1395 году[461]. Любопытно, что одна из его монет носит на другой своей стороне имя Токтамыша. «Если это не случайное употребление штемпеля Токтамышевой монеты, – замечает г. Савельев, – то оно свидетельствовало бы о признании со стороны Таш-Тимура верховной власти хана Золотой Орды»[462]. Могло быть и то и другое, и последний мотив долженствовал быть чисто платонического свойства, ибо трудно ожидать установления правильных суверенных отношений между Таш-Тимуром и Токтамышем в ту смутную пору, когда сам Токтамыш не мог быть уверен в прочности своего положения, беспрерывно преследуемый и тревожимый прежним своим патроном, а потом неусыпным врагом, Тимур-Ленком. Около этого же самого времени, а именно в 796 = 1394 году, послы Токтамыша были у египетская султана с просьбой действовать заодно против Тимур-Ленка, которого Токтамыш называет общим врагом их[463], в следующем 1395 году египетский посол Тулумен Али-шах, ездивший к Токтамыш-хану, привез известие о поражении Токтамыша Тимур-Ленком[464]. Некоторые из арабских историков сообщают при этом, что разбитый Токтамыш бежал в земли русские, а Тимур-Ленк овладел Крымом, 18 дней осаждал Кафу, взял ее и разорил[465]. Но они ошибаются в этом случае: предание о том, что Тимур-Ленк, сражаясь с Токтамышем, лично проникал в Крым, признано теперь неверным. Возможность ошибки со стороны арабов по части сведений о судьбе Токтамыша явствует из самого разноречия их между собою. Ибн-Хальдун, например, прямо сознается, что «затихли известия о нем (о Тимур-Ленке) на некоторое время, но потом, в 797 = 1394–1395 г. пришло известие, что султан Тимур одержал победу над Токтамышем, убил его и завладел всеми землями его»[466]; тогда как положительно известно, что Токтамыш окончательно был поражен в 1399 году, бежал в Киргизскую степь, где и был убит в 1406 году[467]; а по сведениям Мюнедджим-баши, просто умер в Тулине (т. е. в Тюмени) в 807 = 1401–1405 г.[468]. У другого араба, Эль-Аскалани, вышел такой курьез: в 798 = 1395–1396 году, говорит он, «был убит тюрк Токтамыш-хан, владетель земли Дештской, после поражения его Ленком; убил его один из татарских эмиров, по имени Темир-Кутлу», а в следующем, 799 = 1396–1397 г., будто бы «произошло великое сражение между (убитым-то) Токтамыш-ханом, владетелем земли Дештской и между генуэзскими франками»[469]. В этой хронологической путанице, бывшей последствием недостаточности сведений о происходившем в Дешти-Кыпчаке и в Крыме, в сущности кроются действительные факты: в поражении Токтамыша, нашедшего поддержку у великого князя литовского Витовта, со стороны Тимур-Ленка принимал деятельное участие Тимур-Кутлук, который вскоре сам был провозглашен ханом в Золотой Орде в 1397 году, и потом воевода Идики, или Идику. Этот последний упоминается в ярлыке Токтамыш-хана к Ягайлу, как один из главных участников в измене эмиров с Бек-Пуладом во главе[470]. Обласканный Тимур-Ленком, Идики вскоре входит в силу в Орде и играет ту же роль, какую в свое время играли там Ногай и Мамай. Вот этот самый Идики, после поражения Токтамыша, вторгся в Крым и осадил Кафу в 799 = 1396–1397 году. О причине этого вторжения Эль-Айни просто говорит, что «произошла вражда между Идики, отнявшим землю от Токтамыш-хана, государя страны Дештской, сидевшего на престоле Беркэ, в землях Кипчацких, и между владетелем Кафы, города на берегу Крыма, в руках генуэзских франков»[471]. По другим же источникам, эта вражда возгорелась из-за того, что один из сыновей Токтамыш-хана, после его разбития, бежал в Крым и нашел себе радушный прием в Кафе[472]. Имя Идики настолько сделалось громко, что тот же Эль-Айни про него не раз говорит так: «государем Дешти, Сарая и Крыма был царь Идики»[473], хотя в действительности он только был всесильный и самовластный временщик. «Утвердилось, – говорит Ибн-Арабшах, – дело Дештское за правителем Идику, и отправились дальний и ближний, большой и малый, подчиняясь его предписаниям… Устраивалось дело людское по указам Идику: он водворял в султанство кого хотел и смещал его с него, когда хотел; прикажет, и никто не противится ему; проведет грань, и (никто) не переступит этой черты»[474]. Немудрено после этого, что такой всемогущий временщик совершенно заслонил собой эфемерных ханов Золотой Орды, из коих многие были только его креатурами.