Как-то утром я проснулся от какого-то мерного гудения и приглушенных раскатов грома, доносившихся со стороны фронта. Земля, на которой располагался мой спальный мешок, слегка вибрировала.

«Боже! – пронеслось у меня в голове. – Это наверняка отголоски ураганного огня, того самого ада, являющегося увертюрой к большому русскому наступлению».

На часах было три часа утра, и я попытался снова заснуть, но тщетно. Мне ничего не оставалось, как встать, свернуть спальный мешок, умыться и побриться. Повсюду из своих палаток стали вылезать солдаты, чтобы тоже привести себя в порядок. Лица у всех были серьезными, а редкие шутки больше походили на юмор висельника. Однако горячий кофе несколько приподнял упавшее было настроение.

Я медленно шел по большому саду, любуясь уже созревшими вишнями. Среди них семь самоходных установок «Хорниссе» второй роты почти не просматривались – их хорошо замаскировали в специально вырытых окопах. Вторая же половина боевых машин была нами потеряна еще во время боев в Каменец-Подольском котле[39]. Теперь одна самоходка относилась к отделению управления роты, и еще по три машины насчитывалось в первом взводе лейтенанта Рюля и моем втором взводе.

Подойдя к своей самоходке, я забросил в нее свой нехитрый багаж и поздоровался со своими людьми – командиром экипажа фельдфебелем Майзелем, наводчиком унтер-офицером Эльзнером и водителем унтер-офицером Хеллером. Последний как раз был занят проверкой гусениц и бортовой передачи, поправляя кувалдой пальцы.

– Грохот прекратился, – заметил фельдфебель. – Русские начали наступление!

Я только кивнул в знак согласия и направился к расположению первого взвода.

Своего друга лейтенанта Вернера Рюля я застал сидящим на скамейке под огромной липой, разложившим на стоящем перед ним столике предмет своей гордости – револьвер «смит-вессон». Почистив оружие, он зарядил его, прокрутил барабан и убрал револьвер в кобуру.

– Доброе утро, – проговорил Рюль. – Похоже, что прекрасные дни в Аранхуэсе[40] закончились.

– Привет, Вернер! – ответил я. – Сомневаюсь, что это утро будет добрым. Давай лучше пожелаем друг другу ни пуха ни пера.

– Давай. Однако в любом случае война как-то должна продолжаться, а мы последний выстрел произвели почти десять недель назад.

– Причем весьма успешно. Глянь, эту газетную вырезку мне прислали из дома. Послушай, что здесь написано: «Истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион подбил сто русских танков». Неплохой заголовок. Верно? А теперь сам текст: «Берлин, 22 мая. Тяжелый истребительно-противотанковый артиллерийский дивизион под командованием майора Цана, награжденного Рыцарским крестом Железного креста с дубовыми листьями, во время своего тридцать восьмого боевого применения возле Днестра уничтожил сто советских танков. Большую их часть истребители танков подбили во время боев под Каменцом-Подольским, обеспечивая прорыв из вражеского окружения группировки генерал-полковника Хубе[41]. Тогда только за один день дивизион вывел из строя двадцать семь советских танков».

– Вот что значат дубовые листья, – заметил Рюль. – Они помогли нам попасть на страницы газет. Но в статье упоминается только майор Цан, а номер дивизиона не указан.

– Вечно ты всем недоволен. Однако сейчас важны только события, разворачивающиеся на фронтах, а там за последние недели много чего произошло. Началось же все со сдачи Монте-Кассино[42].

– Верно, а затем союзники высадились в Нормандии[43], и теперь мы фактически ведем войну на три фронта.

– Еще хуже обстоят дела на центральном участке. Нам остается только радоваться, что тогда нас отвели из Орши, а то сидели бы сейчас где-нибудь в Сибири. Вчера русские начали наступление против группы армий «Север», а сегодня очередь дошла и до нас. Как ты думаешь, Вернер, устоим?

– Я смотрю в будущее с надеждой, ведь мы получили хорошее подкрепление. К тому же на днях одна польская старуха-предсказательница заявила, что по преданию именно здесь, в долине Стрыпы[44], русские захлебнутся своей кровью.

– Не смеши меня, дорогой. В следующий раз ты начнешь гадать на кофейной гуще. Однако это было бы неплохо. Остается только надеяться, что польская пифия не перепутала русских с немцами, ведь для нее и те и другие – враги.

Ближе к вечеру пришел приказ о выступлении, и дивизион в полном составе, соблюдая увеличенные дистанции как меру предосторожности от воздушных налетов, двинулся в северном направлении. Возле Зборова мы свернули на шоссе, шедшее от Тернополя в Лемберг. Дорожные пробки стали возникать чаще, и мы с тревогой задирали головы, наблюдая, не появились ли русские штурмовики, непрерывно наносившие удары по нашим тылам. Такого большого числа самолетов противника на Восточном фронте нам наблюдать еще не приходилось, а вот немецких стальных птиц видно не было. Однако все обошлось, хотя «Хорниссе» и представляли для русских летчиков прекрасные цели.

Дивизиону было приказано занять огневые позиции возле села Маниловка, находившегося к востоку от Зборова. Для этого нам пришлось ехать по высоте, находившейся под обстрелом противника. Мы еще издали услышали громоподобные выстрелы вражеских орудий крупного калибра и приняли меры предосторожности – стали двигаться строго по одному с увеличенной дистанцией между машинами и закрытыми люками. Нам снова повезло, и «Хорниссе» благополучно заняли огневые позиции на обратном склоне следующей высоты.

Между тем противнику удалось прорвать фронт, и дивизион попытался закрыть эту брешь. Пехоту нам не придали, и поэтому из числа экипажей, имевших излишний комплект людей, мы сформировали боевые группы по пехотному прикрытию самоходок.

Совсем рядом с позициями моего взвода был оборудован командный пункт батареи САУ «Хуммель»[45], родственных «Хорниссе» – обе боевые машины были смонтированы на базе танка TIY и имели одинаковые бронированные боевые отсеки. Разница заключалась лишь в том, что вместо 88-мм противотанковых пушек «Хуммели» были оснащены 150-мм гаубицами. Их передовой наблюдательный пункт располагался на высоте впереди нас.

В полдень я возвращался к своей «Хорниссе» от экипажа Штробеля. Вдруг с востока послышались раскаты грома, что-то с бульканьем пролетело над моей головой, и в нашем тылу на гряде холмов стало происходить нечто невообразимое. На ровном хребте начали вырастать гигантские грибы – один возле другого, быстро приближаясь к нашим позициям.

Одним прыжком я оказался возле едва заметного углубления и распластался в нем, как можно сильнее прижимаясь к земле. И вовремя – вокруг разверзся настоящий ад. Ухо перестало различать звуки выстрелов и разрывов. Грохот, визг, скрежет и треск – все смешалось в этом неистовом урагане. По ногам и спине больно ударяли комья земли, а резкий запах газообразных продуктов взрывов проникал в нос, мешая дышать. Мои проклятья тонули в этом рокоте, и слов разобрать было невозможно.

«Неужели мне суждено сдохнуть как собаке на этом проклятом клочке Галиции?» – подумал я, но тут же отбросил панические мысли и сказал самому себе:

– Сделай что-нибудь. Ты