Быть убитым собственным мечом — иронично, — подумал он.

Ловким и в то же время сильным ударом заговорщик отсек Титову указательный палец на правой руке. Новая вспышка боли на фоне остальной сначала показалась незначительной, но с каждой секундой нарастала, и в какой- то момент директор во всей мере ощутил потерю. Он стиснул зубы, но не позволил себе закричать.

— Грубо, — процедил он.

— Зато действенно, — мужчина бросил взгляд на замерших в ужасе Танаку, Джин- Хо…и Анну, — пять тысяч заключенных и всего один звонок. Неужели не хотите облегчить душу перед встречей с Богом?

— Тебе лучше просто убить меня, тогда ты, может быть, выиграешь время, пока мои люди будут в смятении. А пока ты лишь даешь подкреплению возможность меня спасти.

Танака кивнул.

— Верно. Мне тогда стоит поторопиться, не так ли? — взмах меча, и Титов лишился еще двух пальцев.

Новый ураган боли захлестнул его, между тем кровь залила пол. В этот раз Константин едва сдержался, и все же не смог полностью подавить крик, сдавленным отголоском вырвавшийся из его горла.

— Господи…, — дернувшись на стуле проговорил ОПЗМовец.

— Немедленно прекрати это! — крикнул Император, но Танака лишь коротко посмотрел на него.

— Вы поймете позже, господин, — ответил он, — у меня мало времени! — крикнул он уже Константину, — а у вас выбор — уйти спокойно или в дикой агонии. Меня устроят оба варианта, — еще два удара оставили Титова без пальцев на правой руке.

— Твою же мать! — выругался Константин, содрогаясь от боли. Не видящими глазами он смотрел, как с клинка капает кровь. Его кровь.

— Один звонок! — продолжал Танака, но ОПЗМовец его почти не слышал, он перевел взгляд за спину заговорщика, сознание сконцентрировалось на Анне, девушка стояла в оцепенении, лицо покраснело, а по щекам катились слезы.

Она потеряла коллег, не знает, выберется ли живой. А сейчас лишится еще и… Кто он ей, кстати?

Этот вопрос заставил Титов задуматься, но прежде чем какой- либо ответ успел прийти ему в голову Танака разрезал хомут, сковывающий правую руку. Боевики закатали рукав пиджака. Директор, если и хотел бы сопротивляться — никак не мог этого сделать. И тогда клинок рассек его руку, отделяя ее от тела.

Константин закричал от невыносимой боли. Его кровь брызнула ему на лицо, залила ноги, тело. Несколько секунд мучений для него складывались в часы и, наконец, он потерял сознание.

Но перед тем как уйти услышал:

— Не надо! Я все сделаю!

Голос принадлежал Джин- Хо.

Сознание утопало в кровавом потоке, показывая Константину обрывочные образы и картины, а еще он чувствовал невероятный жар. Единственное, что ОПЗМовец понимал, хотя и отдаленно, что раз ему плохо и больно — он еще жив. Но что творится за пределами забытья — тайна, покрытая мраком.

Собрав оставшиеся силы Константин попытался сконцентрироваться на Анне, чтобы его последние часы, а может и минуты, а может и секунды были наполнены теплотой, пусть и иллюзорной. До конца Титов не понимал ее чувств, но сейчас — хотел верить, что она ощущает именно то, что ему нужно. Даже необходимо.

И если поначалу он ощущал себя в бурном потоке, то теперь — будто бы плыл по горячему течению, глядя в расплывчатое кровавое небо. И вдруг все ощущения пропали.

Он открыл глаза, увидел лицо Джин- Хо. Мужчина разрезал хомуты тем самым мечом. Звук пришел не сразу, спустя секунду он ворвался смешанной какофонией взрывов, криков и выстрелов.

— Уходим, уходим скорее, — проговорил Джин- Хо, подхватывая Константина.

Генеральный директор оперся на него, но затем вспомнил про трость.

— Вы двое! — крикнул начальник управления куда- то в сторону.

Тут же стоять стало значительно легче, чьи- то руки подняли его как куклу. В шее отдался легкий укол.

— Противошоковое. Обезболивающее, — донесся знакомый металлический голос.

— Я понесу, а ты прикрывай.

Титова снова куда- то понесли, затем кожи коснулся теплый ветер, а переговорный зал стал отдаляться. ОПЗМовец летел вниз. Вернее, сначала полетел вниз, а потом — вперед, навстречу центру Токио.

— Аня…, — прошептал он.

Тот, кто его нес резко дернулся в сторону, уходя от проносящейся мимо ракеты, снова застучал пулемет.

— Террористов слишком много, в воздухе мы уязвимы! — услышал генеральный директор.

— Садимся, грузим его в броневик.

И снова гравитация потянула тело генерального директора вниз. Он то уходил, то возвращался в реальный мир, пытался пошевелить рукой.

— Осторожно! Осторожно! — крикнул кто- то прямо над ухом, — клади его на скамью.

Титов почувствовал как ему под голову кладут что- то. Кажется, свернутая куртка, молния цеплялась за волосы.

— Закрывай, едем!

Дневной свет тут же угас, все залил более теплый — свет ламп. Между тем Константин снова куда- то двигался. Рычал двигатель, тело слегка трясло из- за неровностей дороги, а взрывы глушила обшивка.

— Господи боже! Да у него руки нет.

— Заткнись, он же слышит! Глаза открыты!

— Он дышит вообще?

Два пальца коснулись шеи Константина, нащупывая пульс.

— Живой.

— Поменяй жгут, не знаю, сколько он так лежал. Лучше перестраховаться.

Правая рука горела, но вдруг что- то произошло, она сначала будто бы онемела, после чего похолодела, а потом загорелась снова, в сто раз сильнее, чем до этого. Константин закричал.

— Кровь хлещет!

— Накладывай жгут, дегенерат! Быстрее, пока он кровью не истек.

Окружение сотряслось.

— Черт тебя дери! Веди ровнее!

— Я пытаюсь, по нам стреляют!

— Он теряет сознание!

Константина стали бить по щекам.

— Затягивай жгут! Анальгетик! Противошоковое, быстрее! Да быстрее же ты! Не спите. Только не отключитесь, мы почти приехали.

Но Константин не послушал. И снова провалился в темноту.

— Раз! Два! Три! Берем! — он чувствовал, что его снова переносят.

— Вторая положительная. Два литра.

— Ребра сломаны, сотрясение мозга…

И снова тишина, темнота, горячая река.

— Раствор внутривенно. Готовьте инструменты, будем оперировать.

Руку обожгло каленым железом, пальцы сжались. А разжать он не мог.

— Совместимость хорошая. Синхронизируйте.

— Глаз отек, не открывается.

— Глаз мы спасем, давайте сначала закончим с рукой.

Раздалось жужжание, похожее на сверло. Острый наконечник будто бы проник в кость. Константин резко открыл глаза, увидел яркую лампу, лица в медицинских масках, их руки по локоть в крови. Затем увидел как острое сверло вонзалось ему в правую руку, пробивая кость. И закричал.

— Припадок, — спокойно констатировал один из врачей, — успокоительное — куб.

Сильные руки схватили Титова, прижали к койке.

— Готовлю канал, — продолжал врач, — уложите его спать.

И снова тьма.

Константин в очередной раз проснулся, только уже совсем один. Он лежал на больничной койке, подключенный к монитору и капельнице с мутно- серым раствором. Его челюсть была забинтована, также тугие