Хэсина не успела задать еще один вопрос: Акира вручил ей шнурок с медальоном и стал сосредоточенно изучать ханьфу посыльного.

Она стала рассматривать иероглиф, вырезанный на круглой нефритовой пластинке. Долголетие. Обычная безделушка. В плетеном шнурке тоже не было ничего особенного.

Треск шелка оборвал ее мысли. Она перевела взгляд на Акиру и поморщилась: он заканчивал раздирать костюм по шву. Тем не менее она помогла ему расправить на полу получившиеся куски ткани. На внутренней стороне не оказалось ничего необычного.

Она откинулась назад и посмотрела на свои «улики». На самом деле они представляли собой лишь груду безделушек. Что она могла узнать благодаря украшению или, скажем, ножу, который отец каждый день носил на поясе? От разочарования у нее закружилась голова, но все-таки она потянулась за флакончиком с благовониями – последней вещью, которая у них осталась.

С одной стороны на алебастровом пузырьке была нарисована крошечная гора, с другой – журавль. Хэсина ногтем подцепила нефритовую пробку.

– Осторожно. – Акира взял флакончик, понюхал его и отдал обратно. – Обычные благовония.

Хэсина поднесла к носу отверстие величиной с соевый боб. В ее горло тут же ударил запах, который она мгновенно узнала бы где угодно.

Она медленно опустила флакончик. Когда она заговорила, ее голос звучал хрипло:

– Это принадлежит моей матери.

Когда она ребенком стояла на коленях в покоях королевы, там дымились точно такие же можжевеловые благовония – одна палочка за другой. Почему этот флакончик оказался на столе отца? Акира молчал, и Хэсине становилось все тревожнее.

– У кого-нибудь была причина убивать вашего отца? – наконец спросил он.

Еще неделю назад она не смогла бы ответить на этот вопрос. Тогда рана на ее сердце была слишком свежа, и в нем не могло зародиться подозрение, что кто-то желал королю зла. Но теперь эта рана затянулась корочкой, и Хэсина проговорила, доставая слова из-под ее засохших краев:

– Да. У Ся Чжуна.

Она подошла к столу и вернулась с чистым свитком и кисточкой, которую успела обмакнуть в чернила.

– Он хочет развязать войну между Янем и Кендией. Отец никогда не допустил бы этого.

Она начала выводить на бумаге иероглифы, обозначающие имя министра. Ее рука дрожала, и она поставила кляксы на трех черточках из десяти. Правда, лучшего Ся Чжун и не заслуживал.

Когда она закончила, Акира взял кисточку из ее руки.

– А как насчет тех, кто близко общался с королем? Скажем, ваша сестра. Кажется, ее имя – Лилиан?

Хэсина метнула на него яростный взгляд.

Акира провел рукой по шее.

– У нас с вами договор.

– Я не горю желанием никого казнить, – пробормотала она.

Тем не менее она беспокойно прикусывала щеку, пока Акира быстрыми, острыми росчерками вносил в список имена близнецов. Рядом с именем министра они смотрелись как-то неправильно.

– А вдова короля?

– Мать не могла этого сделать, – с жаром произнесла Хэсина. Не важно, что из-за душевного расстройства королева говорила ужасные вещи. Не важно, что флакончик с благовониями принадлежал ей. Отец любил мать. Он бы хотел, чтобы Хэсина встала на ее защиту. – Она проводит в горах много месяцев подряд. Она и сейчас там.

Акира поднялся на ноги.

– Тогда она не станет возражать, если мы обыщем ее комнаты.

– Нам…

Нельзя.

Но он уже ждал ее у двери.

«Мы просто посмотрим», – убеждала себя Хэсина, неохотно присоединяясь к нему.

Они решили, что будет лучше воспользоваться тайным проходом и выйти из комнаты Акиры. И все-таки слуги, которых они встретили, глазели на нее: королева была в покоях своего представителя – к тому же без придворной дамы! У нее загорелись щеки. Однако Хэсина привыкла не обращать внимания на пристальные взгляды, поэтому она просто опустила глаза и сосредоточилась на том, чтобы добраться до покоев матери. Чем быстрее они покончат с этим, тем лучше.

Но, когда они оказались у дверей, украшенных опалами, она нерешительно застыла на месте. Акира быстрым шагом прошел на середину гостиной, и Хэсина стала осторожно пробираться за ним между столами и стульями в форме тыквы. Занавески были задернуты. Редкие лучи, проникавшие сквозь щели, наполняли комнату тусклым ржаво-красным светом, и она напоминала сердце спящего чудовища, которое может проснуться в любой миг.

Тук. Тук. Тук.

Услышав этот звук, Хэсина подпрыгнула. Но это был всего лишь Акира – он постукивал прутом по полу, направляясь к спальным покоям. Наконец он нырнул под парчовые шторы.

Поколебавшись пару мгновений, она последовала за ним.

– Нам нельзя здесь быть, – прошептала она. Акира провел прутом под туалетным столиком, затем начал выдвигать ящички. Хэсине казалось, что воздух вибрирует, бьется вместе с ее сердцем. Она могла поклясться, что чувствует запах можжевельника, хотя ни одна курильня с благовониями не была зажжена.

– Проверьте кровать, – отозвался Акира.

– Я?

Он ничего не ответил. Он был занят пузырьками: одни он переворачивал, другие опускал в карман.

Она приподняла деревянную подушку[32]. Заглянула под вышитое покрывало. Все было в порядке.

Она почувствовала облегчение – но лишь на несколько секунд. Акира уже шагал в сторону ванной комнаты. Хэсина из чувства долга последовала за ним. Когда она увидела ванну из розового дерева в углу на подставках, напоминавших куриные лапы, у нее закружилась голова.

– Ты ничего не найдешь, – попыталась она еще раз. Ее голос прозвучал так же глухо, как удар прута по дереву: Акира обстукивал ванну.

– А вот вы можете найти. – Он осмотрел встроенные в стену полки, на которых стояли мази и растирки. – Вы ее дочь. Подумайте, где она может хранить что-нибудь важное…

Хэсина смотрела на ванну, и голос Акиры постепенно исчезал из ее сознания. Перед ее глазами возникло воспоминание, настолько яркое, как будто с тех прошло всего несколько дней.

Это произошло после того, как она несколько часов подряд простояла на коленях в гостиной матери. По поверхности воды, словно маленькие лодочки, плавали лепестки. Облачка горячего пара поднимались в воздух, окутывая обнаженные плечи матери, которая лежала в ванне с закрытыми глазами. Хэсина заглянула всего на секундочку. Она просто хотела спросить, можно ли ей уйти. Она не должна была увидеть, как шрам на шее матери превращается в открытую рану, из которой вдруг начинает хлестать кровь.

Хэсина сделала шаг назад.