с «тягучим – протяженностью в весь Техас – техасским выговором» [20], которая снималась для модного журнала за триста долларов в неделю, чтобы учиться на художника-модельер а. Кэтлин Кэрнс из Детройта пела песенки для рекламных объявлений, чтобы платить за уроки вокала, а уроженка Сан-Антонио Дороти Уайт учила музыке обитателей зажиточных пригородов, чтобы накопить на собственные занятия музыкой. Джоан де Бей Мерчисон из Кивани, Иллинойс, открыла рекламное агентство на заработки от съемок в телерекламе, а Клер Маккуиллен доходы от работы моделью вложила в уроки рисования и вскоре стала независимым рекламным художником. Управляющий «Барбизона» Хью Дж. Коннор [21] рассматривал любое повышение статуса и образования как общую победу и присылал цветы тем, кто этого добился, в особенности если знал, как нелегок был путь. Он широко улыбался, рассказывая кому-нибудь, как та или иная постоялица «Барбизона» стала из продавщиц закупщицей, из девушек со стойки регистрации попала на обложку журнала, из секретарш сделалась ответственным сотрудником компании. Пусть кукольный дом «Барбизона» и был полон манящих молодых красоток, но за привлекательным фасадом укрывалось много чего еще. Да, многие из молодых женщин на самом деле в итоге стали просто женами и матерями в тех самых городках, из которых приехали, но их цели в Нью-Йорке были так же масштабны, как у самой Бетси Талбот Блэкуэлл.

Хью Дж. Коннор прекрасно знал о тонкостях ведения бюджета и финансовых затруднениях обитательниц «Барбизона». Каролин, к примеру, была завалена работой, но денег в банке у нее от этого прибавилось не сразу: Коновер снискал дурную славу за то, что не платил своим моделям вовремя (в итоге в 1959 году это стоило ему нью-йоркской лицензии), и, проработав на него два месяца, она все еще ничего не получила. И если бы только она одна. Нью-йоркским моделям надоело подолгу ждать гонорар (иногда не дожидаясь его вовсе), и вскоре они стали шепотом рассказывать друг дружке о новом агентстве, которым заправляли женщины. Их было две: профессиональная модель Натали Никерсон и ее подруга Эйлин Форд. Натали, высокая длинноногая блондинка, была успешной моделью агентства Пауэрса. Но, как и остальные, устала от того, что ей не платили. И они с Форд, занимавшейся наймом моделей, стали строить планы. Они познакомились в 1945 году, когда Натали ушла с самолетосборочного завода в Финиксе, Аризона, на котором в войну работала на вертикальносверлильном станке. Натали уехала в Нью-Йорк [22] после того, как непосредственное начальство присвоило себе патент на ее изобретение, призванное облегчить производство самолетных высотомеров, – его внедрение принесло компании прибыль. Она стала искать себе работу модели, но в одном агентстве за другим, увидев тонкую фигурку ростом 177 сантиметров, говорили: спасибо, вы нам не подходите. Такая наружность не считалась «продающей». Так что Натали – подобно Каролин, не чуравшаяся тяжелой работы, – устроилась в отель, где с полуночи до семи утра нажимала клавиши счетной машинки. После чего спешила в свой номер, спала несколько часов и снова обивала пороги фотографов. Наконец ей удалось убедить одного попробовать ее потенциал, и фотографии сразу же купили; спустя пару месяцев Натали получала двадцать пять долларов за час и к концу года работы высокооплачиваемой манекенщицей накопила огромную сумму – 25 000 долларов.

Натали начинала свою жизнь в Нью-Йорке в хостеле при церкви [23]; но как только ее статус в качестве модели возрос, жилищные условия тоже улучшились: она переехала в «Барбизон». Ей хотелось, чтобы об этом узнали, и она заказала специальные канцелярские принадлежности, чтобы сообщить всем свое место в мире: «НАТАЛИ, „БАРБИЗОН“, 140 ВОСТОЧНАЯ 63-Я УЛ., НЬЮ-ЙОРК 21». Эйлин Форд, которая некогда нанимала ее на работу, подружилась с ней и частенько ночевала на кушетке в ее номере «Барбизона», если возвращаться домой к мужу на Лонг-Айленд было уже поздно. Они с Натали часами лежали и болтали о модельном бизнесе, который обе так хорошо знали. И подобно тому, как Натали изобрела способ улучшить производство высотомеров, она придумала, как сделать лучше модельный бизнес (и точно так же, как на самолетосборочном заводе, она не получит ни патента, ни внятного финансового вознаграждения) [24].

Планируя до глубокой ночи, Натали на узенькой кровати отеля и Эйлин на складной кушетке, которую в номер приносили дополнительно, решили устроить переворот в модельном бизнесе. Первым шагом должен был стать новый подход к оплате. Это Эйлин будет работать для моделей, а не наоборот, как представляли себе три нынешних столпа индустрии: Пауэрс, Коновер и Хертфорд – все мужчины. Отныне фотографы будут платить моделям в конце каждой съемки, а затем агентство «Форд» получит свои десять процентов. Работающие модели вроде Каролин не будут гадать, когда же им заплатят. А наем моделей берет на себя Натали, отправляя тех, кто ей понравится, к Эйлин. Хотя в дальнейшем типаж Хелен – высокая длинноногая пышущая здоровьем блондинка – станет визитной карточкой агентства [25], в сороковые и пятидесятые набирались модели всех трех категорий: молодежная мода (до 165 см и 48 кг), коммерческие модели (на несколько сантиметров повыше и 49 кг) и элита – фэшн-модели ростом выше всех, но весом около пятидесяти килограммов (а если больше, Эйлин долго и нудно приводила их в форму).

Именно Натали пригласила Каролин присоединиться к их агентству. Натали и Эйлин открыли агентство в особняке, зажатом между похоронной конторой и табачной лавкой на Второй авеню, между 50-й и 55-й улицами. Подняться на третий этаж, и за красной дверью обнаруживается официальная штаб-квартира модельного агентства «Форд». Когда Каролин вошла, она не обнаружила стойки регистрации – лишь маленькую кудрявую женщину, окруженную шестью черными телефонами. Это и была Эйлин. Она сидела, прижав по трубке к каждому уху, и без слов указала Каролин на старый красный диван. Каролин присела и слушала, как Эйлин спорит по телефону. Натали была лицом агентства; она выбирала девушек с хорошей деловой репутацией и приводила их; а дальше Эйлин творила магию с помощью своей картотеки. Эйлин заказывала съемки, отстраняла фотографов, которые нарушали правила, и учила «своих девочек» укладывать волосы. Особенно хорошо она понимала в новом «молодежном» сегменте. И мгновенно оценила потенциал Каролин: миниатюрная, стройная, с тонкой талией, большими глазами и очаровательной улыбкой. Эйлин взяла все в свои руки [26] и тут же переименовала Каролин. «Шеффнер» никуда не годится, сказала она: отныне вы Каролин Скотт.

Эйлин свои обещания выполняла. Вскоре Каролин появилась на обложке «Макколса»: снимал ее тогда относительно неизвестный Ричард Эйведон. Ему удалось запечатлеть ум Каролин: в кружевном платье, с букетом весенних цветов и желтой атласной лентой в волосах, с зонтиком от солнца в