Зажмурившись, Юлька выпалила:

– Если я разведусь с Димой, то мы…

Слово «поженимся» было настолько неуместным в данной ситуации, что она не рискнула его произнести.

– Мы будем вместе?

– Спать? – уточнил Вадик, давным-давно все понявший и решивший выкрутиться с наименьшими потерями. Лето еще не закончилось, ссориться с хорошенькой соседкой, скрашивавшей ему время, было недальновидно. Да и вообще – с женщинами надо не расплевываться, а уходить, оставляя у партнерши ощущение скорой встречи. – А кто нам помешает, если ты с мужем разведешься?

– Почему спать? – обозлилась Юля, разрушая его надежды на мирное завершение беседы. – Быть вместе! Жить вместе!

– Зачем? Юлечка, зачем тебе это? Нам что, плохо было? Почему ты хочешь все изменить? Зачем усложнять то, что так замечательно и просто? Мы делаем то, что нам хочется. Нам обоим это нравится. К чему какие-то разводы, разборки? Оставь все как есть! Посмотри, какой отличный день! Замечательное лето. Давай жить и радоваться, а не раскатывать тут «Санта-Барбару» на двести серий.

– Там серий было больше.

– Тем более! – обрадовался Вадик. – Видишь, ты и сама все понимаешь.

– И зачем я тебе была нужна?

Юльке было так плохо, что, казалось, еще чуть-чуть, и она хлопнется в обморок. Внутри противно вибрировала до отказа напряженная струна. Она то ли время тянула, то ли себя в чем-то уговаривала, то ли его пыталась уговорить. Разум подсказывал, что пора остановиться и молча уйти. Но «уйти» означало «сдаться». Сдаться можно, если тебе места в набитом автобусе не хватает: плюнуть, перестать толкать соплеменников локтями, отойти в сторонку и дождаться следующего. А как быть с любовью? С мечтами? Ждать следующих? Так ведь это не автобус, который хоть и не ходит по заявленному расписанию, но рано или поздно появится на горизонте…

– Юль, ну чего ты киснешь? Давай забудем этот глупый разговор. Пошли в дом, я тебе кое-что покажу.

– Видела я твое «кое-что»! – задыхаясь от подкатывающей истерики, крикнула она. – То есть я для тебя эпизод? Очередная девочка?

– Можно подумать, я для тебя смысл жизни, – усмехнулся Вадим. – Будь проще. Пошли, пошли…

– Убери руки. И больше никогда… Слышишь? Никогда не показывайся мне на глаза!

Судорожно втянув воздух и закусив губу, она вломилась в заросли, за которыми пряталась дыра в заборе, и убежала на свой участок.

– Ну и ладно, – пожал плечами Вадим. – Дурочка.

Вывалившись из метро, помятая Татьяна тоскливо огляделась. Она была мокрая, потная и недовольная жизнью. Для внутреннего комфорта любой женщине необходим комфорт внешний. А когда у тебя по спине течет, прическу, тщательно уложенную утром, хочется немедленно сбрить, а платье снять и сигануть в фонтан, то тут уж не до улыбок. Мадемуазель Караваева, сжав губы и сдвинув брови, грозно зашагала к фуфаевскому дому. Тяжела доля верной подруги… Да и заняться было нечем.

«Хоть душ у них там приму и воды попью, – подумала она. – Заодно проверю себя на привлекательность, а Ромку на сексоустойчивость».

Татьяна задрала голову и едва не приварилась к плавившемуся асфальту.

На Валентинином балконе стояла полуголая блондинка в мужской рубахе и курила. Охнув, Татьяна припустилась бегом, не забыв снять нахалку на мобильник. В подъезде она отдышалась и проверила качество фото. Получилось плохо, да и девица была видна слабо, но факт оставался фактом.

– В следующий раз камеру возьму, – пообещала себе Караваева, подпрыгивая в лифте от нетерпения.

Как и следовало ожидать, двери ей не открывали.

– Ромка, это я! – требовательно орала Татьяна в замочную скважину. – Ну-ка быстро впусти меня, а то я твоему тестю позвоню! Он эту дверь вместе с косяками вынесет.

Ромин тесть, Валерий Николаевич, был крупным и тяжелым на руку. Еще на свадьбе он, душевно улыбаясь, похлопал молодого зятя по плечу и пообещал «ежели что» выдернуть новому родственнику ноги и намотать их шарфиком. Это папашка мог запросто, никто из гостей даже не усомнился, глядя на его круглый мозолистый кулак, который был чуть меньше жениховой головы.

Похоже, про обещание Роман не забыл, поскольку открыл сразу, с тихой яростью прошипев:

– Караваева, исчезни из моей жизни! Что ты опять приперлась, отравительница?! Пирожков с мухоморами принесла?

Молча отодвинув хозяина в сторону, Татьяна ринулась в коридор. Ее сотрясало чувство глубочайшего возмущения, которое клокотало на выходе и норовило вырваться наружу черным дымом и языками пламени, дабы испепелить изменщика. Она чувствовала себя обманутой женой и так вжилась в роль, что готова была начать диалог на тему «я на тебя всю молодость загубила!».

Но не тут-то было.

Фуфаев бдительно цапнул гостью за локоть и попытался вытеснить обратно на лестницу, злобно просипев:

– Куда собралась? Я на чай не приглашал!

– Да подавись своим чаем, выхухоль! У тебя девка голая на балконе!

– Она не голая! – взвизгнул Рома.

– Ага! – сжала кулаки Караваева и ткнула его в солнечное сплетение. – Гад! Валька там твою мамашу окучивает, ребенка растит, а ты тут жизни радуешься!

– Я не радуюсь!

– Как же! Это ты от тоски по жене!

– Представь!

– Вот я ща ей позвоню и порадую, что ты тут извелся весь тоскуючи! – наседала на изменщика Татьяна, норовя еще раз ткнуть кулаком.

Но бдительный Рома ловко блокировал удары неопытной боксерши.

– Чего ты в нашу жизнь лезешь! Своей займись! – крикнул он, загнанный в угол между вешалкой и зеркалом. Дальше отступать было некуда, поэтому пришлось обороняться.

И тут на поле боя появилось третье действующее лицо. Оно сверкало голыми коленками и блестело наглыми голубыми глазами.

– Ромик, это кто?

– Да, Ромик, – ехидно поддакнула Караваева. – Ну-ка, поясни, кто это? Представь нас, так сказать! Как в лучших домах Лондона и Парижа! Мол, Таня, это моя любовница, с которой я твоей лучшей подруге рога наставляю.

– Тань, это не любовница! – Роман судорожно морщил лоб в попытках озвучить спасительную идею. – Это… это…

– Соседка, – подсказала Татьяна.

– Да! – обрадовался Рома.

– С балкона упала, перенервничала, ща покурит и домой пойдет! – продолжала издеваться Караваева, наслаждаясь его смятением.

Как она в этот момент ненавидела мужиков и этого отдельного кобеля персонально! Какое счастье, что у нее ничего такого дома не было и быть не может! Уж лучше одиночество, чем подобное унижение.

– Да, – произнес Фуфаев, а девица лишь молча таращилась, переводя взгляд с гостьи на хозяина.

– Ясно. Тогда до свиданьица, барышня. – Татьяна любезно указала девушке на дверь.