Ева собралась с силами и преодолела последние ступени. Каждый вдох и выдох отдавались неприятным звоном в ушах. Ей нужно было дойти до кареты.

Ева очутилась в холле, в конце которого находилась задняя дверь. В нем не было ни одного окна, и потому здесь царила кромешная тьма. Она заморгала, надеясь, что глаза привыкнут к мраку, и действительно, скоро ей удалось различить очертания стола и буфетов. Ева прошла мимо них к двери выхода.

Вдруг позади нее, с той стороны, где находился общий зал гостиницы, послышались голоса. Ноги Евы вдруг сами остановились. Ей следовало сейчас выйти на улицу к карете, но внутренний голос сказал, чтобы она продолжала стоять посреди темного холла.

Ева услышала йоркширский выговор мистера Морлока. В ответ раздались грубые мужские голоса. Затем воцарилась тишина. Еве очень хотелось увидеть, что сейчас происходило в зале, но скоро она услышала звуки, которые ей все объяснили — сначала звяканье монет, а потом удар тяжелого кошелька о стол. Хозяин заговорил опять, и теперь его голос звучал заискивающе. Один из мужчин рассмеялся.

У Евы пересохло во рту. Она повернулась и побежала к двери. Жаль, что бандитам попался мистер Морлок, а не его стойкая супруга.

Люди, обутые в тяжелые сапоги, быстрым шагом направились к Еве. Она слышала этот звук раньше.

Ева не стала оглядываться. Дрожащей рукой она нащупала железную щеколду и подняла ее, а потом толкнула дверь вперед. Та не открывалась. Тогда Ева, сжав зубы, потянула ее на себя. Дверь, застонав, дрогнула, и внутрь ворвался ледяной ветер. Он забрался ей под накидку, остудив ее покрытую потом кожу.

Ева бросилась в темный переулок в поисках Йена.

Лампа экипажа колыхалась всего в нескольких шагах от нее. Йен стоял рядом, заслоняя луч света своей мощной фигурой. Выглядел он сейчас невероятно опасным. Его рука в перчатке была протянута в ее сторону.

Ева изо всех сил ухватилась за ладонь Йена. Он обнял ее за талию, буквально втолкнул в карету и усадил на обитую бархатом скамью. Потом Йен крикнул что-то кучеру и опустился на сиденье рядом с ней, со стуком закрыв за собой дверь. Однако он не откинулся на мягкую спинку, а продолжал сидеть напряженно, положив кулаки на колени.

Ева взяла его под руку, чувствуя пальцами напряженные мускулы.

— Они подкупили их, — прошептала она.

— Что?

— Они заплатили мистеру Морлоку. — Лицо Йена белым пятном застыло в сумерках. — Я уверена в этом.

У него заиграли желваки на скулах.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышала звон монет в общем зале, а потом какие-то люди направились к заднему выходу.

— Ты уверена?

Неужели Йен настолько сомневался в ее способности понимать, что происходит вокруг?

— Да, — резко ответила Ева. — Уверена.

Его недоверие на мгновение словно повисло в воздухе между ними. Но Йен почти сразу заявил:

— Тогда нам надо немедленно покинуть это место.

Ева отвернулась от него, злая и смущенная. Она негодовала из-за того, что ей снова надо было бежать и бояться. Помимо этого смущали Еву те чувства, которые в ней пробудила близость Йена.

Больше всего ей хотелось быть рядом с ним, ощущать его прикосновения. Впервые за многие годы она действительно нуждалась в ласке мужчины. И, что самое страшное, Ева со страхом понимала, что ей была нужна ласка только одного мужчины — Йена.

Это ее ужасно пугало. Ева никогда не говорила это вслух, но в душе знала, что недостойна его любви. Конечно, у Йена были свои недостатки, но он заслуживал гораздо большего, чем опекать полубезумную женщину, которая будет ему лишь обузой и угрозой его безопасности.

Ева убрала ладонь с руки Йена и сжала дрожавшие пальцы. К ней опять вернулась тошнота, и она повернулась к окну кареты, которая мчалась по вечерним улицам. Ева не хотела, чтобы Йен видел, как ей было плохо без настойки. Она мучилась, зная, что пара капель лекарства тут же даровала бы ей покой, но боролась с собой. Йен был рядом, и он ненавидел эту ее слабость. Поэтому Еве приходилось сейчас сидеть и думать о том, что за ними вполне могли следовать люди миссис Палмер. И через пару часов они могли схватить Еву. Но Йен не допустит этого. И она тоже.

Хотя ее мозг сейчас работал из рук вон плохо, в этом Ева не сомневалась, — ничто не заставит ее вернуться назад. Лучше умереть. Только сейчас, обретя свободу, Ева начала по-настоящему бояться. В лечебнице ей было нечего терять, потому и страха она не испытывала. Засовы, стены и заборы сумасшедшего дома дарили таким женщинам, как Ева, своеобразное чувство безопасности.

Страх в сердце Евы рос с каждым часом, проведенным рядом с Йеном. Теперь она переживала не только за свою жизнь, но и за жизнь мужчины, который ее спас.

Йен повел себя, как последний дурак. Расслабился, решил, что им можно остановиться в городе и отдохнуть. Из-за его глупости их чуть не поймали. А это было бы концом всему.

Томас Кэри являлся законным опекуном Евы. Она находилась в его полной власти и без согласия новоявленного лорда не могла решать, где ей жить, за кого выходить замуж, сколько денег тратить. До тех пор пока Еву не признают вменяемой, ни один суд не позволит Йену удерживать ее рядом с собой.

Карета тряслась по зимней дороге, подпрыгивая на ухабах. Йен, сжав зубы, смотрел в окно, за которым проносились последние хижины Йорка. На Еву ему было стыдно смотреть. Он пытался забыть о вспышке страсти, которая затмила ему разум, и не мог.

Йен проклинал себя за все свои ошибки. Он и сейчас совершал их, позволяя чувствам овладеть его сердцем. Отвращение к себе душило его.

Сидя в чистой карете, Йен ощущал запах трущоб по ту сторону лакированного дерева. Несмотря на зимний холод, гнилое дыхание смерти будет преследовать его, если он не усмирит свое сердце и не направит все силы на защиту Евы.

Это было правдой — нежные чувства только мешали ему. Йен больше не мог быть мягким. Он хотел наказать людей, которые чуть не сломали Еве жизнь, хотел завоевать для нее спокойствие и свободу от лекарства, которым ее без меры поили в сумасшедшем доме. А для этого Йену следовало избавиться от жалости и сострадания.

Индия, 2 года назад

Письмо от Евы начиналось с восторгов по поводу малютки Адама — его первого сына и наследника, и от этого сердце Гамильтона на мгновение наполнила уверенность, что все проблемы между ним и его женой теперь исчезнут. Но потом он начал медленно понимать, что письмо предназначалось не ему. Хоть имя Гамильтона и стояло на конверте, Ева сочинила его для Йена. Подробное описание осеннего леса, готовящихся к зимовке зверей, рассказ о жеребятах, которые родились весной, — все это его совсем не интересовало. А вот Йен обожал такие вещи.

Этим письмом Ева разрывала сердце Гамильтона на части. Неужели ей не понятно, что она была обещана ему с детства? Гамильтону, а не этому ханже, который, пользуясь правами друга, выговаривал, как плохо играть в карты, пить и порой заглядывать в бордель. И Господь вместе с законом скрепили это обещание.