Сунь Ятсен не ожидал, что Сюй Шичан так легко откажется от президентского кресла, и поступил опрометчиво, пообещав подать в отставку вместе с ним. Теперь же общественность призывала его исполнить данное обещание и прекратить войну. Сунь Ятсен повел себя так, будто ничего подобного не говорил. Чэнь Цзюнмин и его войска ясно дали понять, что не хотят сражаться на стороне Сунь Ятсена, и через прессу потребовали, чтобы он ушел в отставку. Двенадцатого июня Сунь Ятсен созвал пресс-конференцию, на которой осудил действия Чэнь Цзюнмина, не поскупившись на оскорбления. И угрожающим тоном заявил: «Люди называют Сунь Ятсена “большой пушкой” [человеком, который неумеренно похваляется], на этот раз я покажу вам, что такое на самом деле большая пушка. Я буду стрелять из восьмидюймовых пушек отравляющим газом… и за три часа обращу в прах шестьдесят с лишним батальонов армии Чэнь Цзюнмина. Да, уничтожить более шестидесяти батальонов и насмерть перепугать жителей целого города – слишком насильственный и жестокий метод, но иначе их не вразумить»[197]. Сунь Ятсен обратился к газетам с просьбой опубликовать его угрозы.

Для Чэнь Цзюнмина это стало последней каплей. Он решил изгнать Сунь Ятсена из Кантона. В течение нескольких дней войска были переброшены к «президентскому дворцу» Сунь Ятсена, стоявшему у подножия холма. Ближе к середине склона, в конце декоративной крытой дорожки, находилась резиденция Сунь Ятсена – роскошная вилла в окружении пышного сада. Оттуда открывался прекрасный вид на городские улицы и Жемчужную реку за ними. В президентских покоях Сунь Ятсен и получил сообщения, призывавшие его уйти в отставку. И ответил отказом.

Примерно через час после полуночи 16 июня Сунь Ятсену доложили, что на рассвете «дворец» будет взят штурмом. Он решил, что благоразумнее всего бежать, – переоделся в белый летний костюм из хлопка, взял солнцезащитные очки и, захватив самые секретные документы, в сопровождении нескольких охранников в штатском покинул свою резиденцию. Беглецы спустились с холма и вошли в город. На рикшах они добрались до пристани, где наняли моторную лодку. Лодка доставила их на канонерку, экипаж которой оставался на стороне Сунь Ятсена. Не прошло и полутора часов с момента побега, как Сунь Ятсен очутился в безопасности[198]. Однако Цинлин, его жены, с ним не было.

На рассвете армия Чэнь Цзюнмина перешла в наступление на «дворец» Сунь Ятсена, не подозревая, что «президента» уже и след простыл. Цинлин все еще находилась во «дворце», и охрана Сунь Ятсена численностью более пятидесяти человек яростно отражала атаку.

Цинлин сама вызвалась задержаться и прикрывать отступление мужа. «Я подумала, что ему будет неудобно брать с собой женщину, и уговорила оставить меня на время», – сообщила она одной шанхайской газете сразу после событий, описанных выше. Цинлин во всеуслышание заявляла о том, что сказала тогда мужу: «Без меня Китай обойдется, а без тебя – нет». Ради него Цинлин была готова пожертвовать даже своей жизнью.

Вот только молодая женщина не знала о том, что, даже очутившись в безопасности, ее супруг не хотел, чтобы она покидала «дворец». На борт канонерки Сунь Ятсен взошел задолго до рассвета и запланированного наступления войск Чэнь Цзюнмина. У него было предостаточно времени, чтобы сообщить Цинлин, что с ним все в порядке и она тоже может уходить. Однако он этого не сделал. Более того, он отправил одного из своих подчиненных в «президентский дворец» – но лишь «на разведку»[199]. Цинлин не догадывалась, что ее муж уже в надежном месте, и отважно держала оборону.

Наступление началось на рассвете. Цинлин вспоминала, что охрана Сунь Ятсена отбивала атаки, используя «винтовки и пулеметы, в то время как у противника имелись полевые орудия… Мою ванну расколотили вдребезги… К восьми часам у нас стали заканчиваться боеприпасы, и мы решили прекратить стрельбу и сохранить все, что осталось, на самый последний момент». Только тогда Цинлин согласилась покинуть дом. Вместе с тремя сопровождающими она ползком пробиралась по крытой галерее, чтобы затем спуститься с холма. «Вскоре неприятель сосредоточил огонь в этом направлении, над нами засвистели пули. Дважды пули проносились у моего виска, но не задели меня».

В отличие от беспрепятственного исчезновения ее мужа, бегство Цинлин стало «борьбой не на жизнь, а на смерть». «С восьми часов утра до четырех дня мы в буквальном смысле слова погрузились в ад постоянного обстрела. Пули летали во всех направлениях. Едва я покинула одну из комнат, как в ней полностью обрушился потолок».

Одного из сопровождающих ранило, и он не мог ползти дальше. Цинлин надела его шляпу и плащ Сунь Ятсена. Вместе с двумя другими охранниками ей удалось добраться до города. Всюду она видела солдат, «которые к тому времени совсем обезумели».

Иными словами, до этого момента Цинлин даже не знала, жив Сунь Ятсен или нет. Вот почему, когда началось наступление армии Чэнь Цзюнмина, она оставалась в «президентском дворце». Сунь Ятсен намеренно сделал из жены приманку, рассчитывая на то, что атака перерастет в ожесточенную битву. Так у него появился повод обстрелять Кантон из орудий верных ему канонерок. Десятки местных и иностранных представителей умоляли Сунь Ятсена прекратить обстрел города, в ответ он цинично возражал, что его дом атакует армия Чэнь Цзюнмина. В заявлении для прессы Сунь Ятсен утверждал, что наступление началось «через несколько минут после» того, как он покинул дом, и что он «приказал флоту открыть огонь, так как был возмущен и твердо решил, что правосудие должно свершиться»[201].