– Я вынужден вас покинуть ввиду «неотложных дел», о которых меня только что известил министр. Не придавайте этому незапланированному эпизоду значения, тем более что дела, вырывающие меня из вашего общества, никак не связаны с отношениями СССР ни с одной из представленных здесь стран. Прошу моих вице доказать, что в отсутствие заведующего их таланты раскрываются особенно ярко.

Дежурный докладывает: машина у подъезда, и несолоно хлебавши я отправляюсь на свидание с Громыко и еще с кем-то, мне пока неведомым. Водитель, проявляя чудеса изворотливости, глотает километры. Постовые милиционеры пропускают нас на красный свет, освобождают резервную полосу, где она имеется. С опозданием в пять минут мы на Старой площади, только тут с «лихача» потребовали документы. Объясняю капитану – срочный вызов в секретариат ЦК.

– Вас, надо понимать, вызывают, а с водителем мы сами разберемся.

Вхожу в зал секретариата. Министр показывает на часы: негоже, мол, заставлять ждать. Кроме него за столом Ю. В. Андропов, К. В. Русаков, политсоветник председателя КГБ В. Р. Ситников и руководитель группы консультантов отдела ЦК Г. Х. Шахназаров. Все мои вычисления, которым я предавался по дороге – Ближний Восток и т. п., – отпадают. Что-то стряслось на социалистическом направлении нашей политики. Неужто Китай или Куба?

Ю. В. Андропов как кандидат в члены политбюро за старшего называет предмет предстоящего совещания:

– Процессы в Чехословакии вызывают все большую озабоченность. Смена личностей во главе партии и государства оборачивается изменением политического курса. Реальна угроза ниспровержения существующего в стране строя. Советское руководство пока воздерживалось брать чью-либо сторону, оставляя друзьям самим разбираться в своем доме. Но дольше ограничиваться ролью наблюдателя нельзя. Союзники по Варшавскому договору в свою очередь требуют – надо определяться.

Видимо, продолжал Андропов, не избежать объяснений начистоту с товарищами Дубчеком, Черником и другими новыми лидерами. Надо дать им понять и почувствовать, что на карту ставятся интересы всего социалистического содружества и обороноспособность Варшавского договора. А. Дубчек сам должен проявить заботу о том, чтобы развитие не вышло из-под контроля и не потребовало принятия помимо политических других мер.

Присутствующим на этом совещании поручено подготовить соображения и материалы к встрече партийно-правительственных делегаций государств – участников Варшавского договора с руководством ЧССР. Эта встреча должна состояться через пару недель в Дрездене, заключил Андропов.

Слово берет Русаков. Он знакомит с подробностями внутренних событий в Чехословакии. Его оценки подкрепляются ссылками на разговоры с Дубчеком и оппонентами нового первого. Суть высказываний Русакова: товарищи Дубчек и Черник ведут себя неискренне, обещая одно и делая противоположное, или они уже не владеют положением.

По моему впечатлению, сообщения Андропова и Русакова были во многом новостью также для Громыко. И как результат, довольно стандартный для министра в сходных ситуациях, – его рассуждения характеризовались бесконтурностью по сути и жесткостью по тону.

Поручение нам, исполнителям, гласило: проработать концепцию встречи в Дрездене, подготовить проект указаний совпослам в столицах Организации Варшавского договора, в соответствии с которыми должны были быть проведены беседы с генеральными секретарями, а также тезисы к выступлению Л. И. Брежнева. На вопрос, можно ли будет прочитать первичную информацию, было сказано коротко и внятно:

– То, что вам нужно знать, вы получите.

Если не просветимся по Чехословакии, то узнаем по меньшей мере, что нам положено знать. Уже недурно.

Процессы в ЧССР вписывались в общий контекст противостояния Запад – Восток. Упор делался на то, что НАТО во главе с США не отреклось от планов отбрасывания коммунизма и заявки на гегемонию. Показатели – война во Вьетнаме, интервенционистская политика Вашингтона в Центральной и Латинской Америке, непризнание ГДР. Дезинтеграция на этом фоне социалистического сообщества, подрыв его способности противостоять давлению извне поощрили бы реакционные, агрессивные силы и явились бы ударом по антивоенным, демократическим движениям, выступающим за нормализацию обстановки в Европе на основе добрососедства.

Таковы были пафос и лексика готовившихся нами проектов. Призывы к солидарности, к чувству товарищества – и этот момент присутствовал, но пока без угроз вмешательства или применения силы.

Насколько я мог судить по комментариям коллег, сопровождавших советскую делегацию, наше руководство осталось недовольным разговорами с чехословаками в Дрездене. За уверениями в лояльности и дружбе – стремление выиграть время. Выводы отсутствовали, но шаг к ним сделан – предлагавшийся экспертами политический метод решения не удовлетворял, а возможно, и раздражал.

Как бы то ни было, я выпал из обоймы и до конца июля ни в какие комиссии не вводился. Не нравилась, предполагаю, также моя привычка задавать «лишние вопросы». Даже если ответа не находилось, они, без сомнения, нарушали атмосферу. Это не значит, что я так и остался за кадром.

Днями напропалую вместе с A. M. Александровым и А. И. Блатовым мы корпели неподалеку от служебного кабинета Л. И. Брежнева, выуживая в потоке бумаг всяческие нюансы, необходимые, в частности, при написании памяток генеральному. Он почти каждодневно вел телефонные диалоги с Варшавой, Берлином, Будапештом, Софией.

То, о чем вы прочитаете сейчас, случилось где-то во второй декаде июля. Приняв порцию бутербродов, заменявших нам обеды, мы вышли размяться в коридор, примыкавший к приемной Брежнева. Александров заметил, что от прогнозов по Чехословакии он воздержится, но насчет разыгрывающегося у него гастрита сомнений нет. Открылась дверь, и дежурный секретарь, приложив палец к губам, произносит: у Леонида Ильича гости, он просил, чтобы в коридоре никого не было.

Часа полтора спустя Александров отправляется на разведку и приносит весть, что генеральный обедал с А. Дубчеком и О. Черником, которые специально прилетели для беседы один на один с нашим лидером. Из этой встречи Брежнев вынес впечатление, что в Праге дело близится к развязке. Черник, ведший в разговоре главную партию с чехословацкой стороны, раскрыл план кадровых обновлений и перестановок, которые были равнозначны сквозной чистке партийного и государственного руководства.

На следующий день Брежнев заглянул накоротке к нам в комнату.

– Что, отшельники, все формулировки точите, – обронил он вроде бы мимоходом. – Боюсь, словами не обойдется.

Дело принимало новый оборот. Венгерский вариант сопряжен с громадным риском, надежды на разрядку и прекращение гонки вооружений придется похоронить, начали было аргументировать Блатов и я.

– Вам не все известно, – отрезал генеральный и, явно не желая продолжать дискуссию, удалился.

В начале августа вызывает меня Громыко.

– Свяжитесь с Лаптевым. Это помощник Андропова. Не знакомы? Вот и познакомитесь.