об этой истории ничего неизвестно, и я даже понятия не имею почему.

– Деньги во все времена являлись соблазном. Все имеет свою цену.

– Никогда бы не подумала, что мой отец способен…

– Не нужно расстраиваться, девочка моя. В нашей стране здравоохранение – что государственное, что частное – это просто змеиное гнездо.

Анна снова не нашлась, что сказать.

– Но эту женщину вы должны уволить, – продолжала Боргонья, поджав губы.

– По сути, она всего лишь ассистентка. – Анна подалась вперед, ее поза и жесты показывали, как она становится более толерантной к рассуждениям хозяйки дома.

– Да, ассистентка: молодая, целеустремленная, амбициозная и готова на все.

– И все же – ассистентка, – настаивала Анна.

– Если вы согласны с тем, что все имеет свою цену, вы согласитесь также и с тем, что помимо денег миром правит вагина.

Анна вздрогнула от неожиданности. Как агрессивно, зло это прозвучало. На что она намекает?

– Я хочу, чтобы этой женщины в клинике не было. И я заберу назад заявление на вашего мужа.

Анна выпрямилась в кресле, грудью подалась вперед, желая обсудить этот вопрос, – Джильола вчера тоже рискнула предположить, что Мария Соле была любовницей отца. Теперь уже следовало бы сказать: одной из любовниц. Анна не могла понять, какую роль во всей этой истории играет ревность. Боргонья поднялась с дивана, и собачка возмутилась: принялась рычать и лаять, упершись лапами в палас цвета слоновой кости.

– Нет-нет, милый, ничего не случилось! Дорогой, иди пока погуляй, а потом мы с тобой будем есть кашку, тихо, тихо. – Хозяйка согнулась под прямым углом, словно спина ее больше не слушалась. Как и все в ее теле. Аттилио, причастный к этой потере подвижности, до того сильно подтянул ее кожу, что мимика полетела к чертям. Остались глаза, так твердо и надменно глядевшие на Анну и мягко, любовно – на шпица.

– До свидания, Анна. Берегите себя, – не оборачиваясь, сказала склонившаяся к собаке Боргонья, которая продолжала скандалить.

– Самила!

Вошла филиппинка с поводком и полиэтиленовыми пакетами для выгула собака и молча, быстро и ловко взялась за дело. Ухватила собачку сзади, застав ее врасплох, пристегнула поводок к ошейнику. Потом повернулась и потащила за собой, приговаривая: «Пошли, пошли».

– Прошу, – сказала хозяйка, указывая на дверь: ее время вышло, энергия иссякла.

Анна пошла за филиппинкой. Шпиц лаял не переставая. На площадке она с вежливой улыбкой обернулась, но Боргонья уже закрывала дверь. Двигалась она как робот – Аттилио нанес ей последний удар, превратив в восковую статую.

В лифте Анна наблюдала за беснующейся собакой, ощущая усталость и замешательство. Филиппинка стояла, глядя в пустоту. Внизу она вышла, не оборачиваясь, поспевая за шпицем, который наконец успокоился и бодро побежал к выходу. Загадочный переход: был отверженным, стал королем.

Анна достала мобильник. Два неотвеченных звонка от Гвидо. Сердце от Хавьера – ярко-красное, пульсирующее, живое. Чистое, далекое от всех этих интриг. Она быстро отправила в ответ такое же сердце и позвонила мужу. Он ответил теплым, легким тоном:

– Как дела, Анна?

– Хорошо.

– Где ты?

– В центре.

Собачка снова залаяла: на этот раз мишенью стал швейцар. Поводок натянулся, филиппинка погрузилась в свой телефон, а швейцар стоял скрестив руки.

– Вассалли звонил, он ждет нас у себя сегодня в шесть.

– А, да. Он сам позвонил?

– Да, именно, – ответил Гвидо.

– Ну хорошо. Я скоро буду.

Анна бросила телефон в сумочку. Швейцар что-то сказал филиппинке, та с дикой силой дернула собаку, заставив ее полметра пролететь по воздуху, и, не отрываясь от экрана, крикнула:

– Хватит, Аттилио! Хватит!

18

Леопольдо Вассалли размеренно зачитывал текст завещания. Анна и Гвидо, сидя напротив, молча слушали. В том самом огромном кабинете, куда никогда не просачивался уличный свет. Лица освещались лишь отблесками настольной лампы, их выражений было не уловить. Гвидо, наклонившись вперед, обхватил руками колени – свернулся мокрицей.

Анна объявлялась наследницей. Все имущество отходило ей, а квартиру Аттилио предусмотрительно решил отписать внукам, чтобы не платить налоги. Особняк, в котором располагалась клиника, брали в аренду, собственником компании становилась Анна. Единственным собственником.

– На этом все. – Вассалли закрыл папку и отложил очки, которые он поднес к глазам для чтения.

Анна сидела на том же месте, что и раньше с отцом. За несколько дней она успела понять, что повторяющиеся сцены из прошлого лишь бередят душу, а вовсе не утешают. Была бы ее воля, она бы от всего избавилась. Не от памяти об отце, нет, – а от мест, вещей, ситуаций. Уехала бы в другой город, распустила бы клинику, опустошила бы квартиру отца и даже свой дом. Хотелось уничтожить все улицы, похоронить их вместе с отцом и начать все с начала подальше отсюда. Мысль о клинике ужасала ее – Анна ни на йоту не представляла, как ею управлять. Последняя воля отца, ответственность за вверенных ей людей давила на нее тяжелым грузом. Аттилио не оставил много денег – он оставил капитал для извлечения доходов.

– Все в порядке? – спросил нотариус, обращаясь к Гвидо.

Тот поднял голову, глядя словно спросонья:

– Да, все хорошо.

– Как будете действовать дальше? – обратился он к ним обоим. – Клинику оставите?

Анна с Гвидо в замешательстве вскинули друг на друга глаза. Растерянные и близкие, заточенные в эту темноту по воле Аттилио.

– Ну, я… я… Думал, что… Я так понял, что… – Гвидо почесал шею, отогнув воротничок рубашки, оголив воспаленное пятно на коже. Потом, кашлянув, продолжил: – Мы с Аттилио говорили, однажды, давно, в начале осени, когда он решил сделать меня главврачом. Он тогда обещал мне долю в компании, сказал, что вы обговариваете формальную сторону дела.

– Я бы тебя вызвал, Гвидо.

– Он тогда сказал, что вы готовите документы, чтобы оформить это официально.

Слух резанул этот акцент на давности событий, словно Аттилио ушел уже много месяцев назад. Анна ощутила укол сострадания, глядя, как Гвидо сидит скрючившись, прижав руки к животу.

– Он тебе об этом не говорил? – спросил Гвидо.

Нотариус открыл коробочку, достал оттуда последнюю сигару, а коробочку бросил на стол. Откинувшись на спинку кресла и зажав зубами сигару, он произнес:

– Нет, ничего такого.

Гвидо, не меняя позы, ошеломленно глядел на нотариуса. Потом перевел взгляд на Анну.

– Гвидо, я думаю, что ты спокойно можешь и дальше распоряжаться клиникой. А если вы захотите официально прописать, кто на что имеет право, то вам никто не запрещает все это оформить.

– Конечно, конечно, – отозвался Гвидо.

– Анна?

– Что?

– А ты что думаешь?

– Я устала и… Я не знаю…

– Леопольдо, а ты слышал, что в отношении клиники ведется расследование? – спросил Гвидо, и нотариус