Она сказала, что в сумках у нее, в тот раз, когда они первые встретились, были яблоки (а в сумке Фиата сидел похищенный зверь), еще сказала, что знает, где растет яблоня, на которой поспевают самые ранние яблоки.

— Есть у нас яблоки? — неожиданно для себя самого спрашивает Фиат.

Финценс рассеянно поднимает взгляд от разложенных на столе чертежей:

— Тебе лучше знать, ты у нас главный по фруктам.

Финценс уткнулся в чертеж, но вдруг, опять подняв глаза, смотрит на Фиата, взгляд того по-прежнему устремлен к звездам. — Скажи все-таки, что ты там увидел?

— Да ничего! Просто я радуюсь. Потому что наше дело сдвинулось с места.

* * *

Кофейная плантация в виде живой кошки уверенно приносит плоды. Количество банок с написанными от руки этикетками (Финценс убежден, что это подчеркивает дороговизну продукта), поставленных рядком на специально отведенной кухонной полке, растет и растет. Кухня превратилась в склад. Бананы, груши, мандарины, апельсины (и яблоки!). И Фиат, и Финценс раньше редко покупали фрукты, но теперь, скармливая фрукты мусангу, они и сами то и дело отправляют в рот пригоршню-другую кошачьего фруктового салата.

«An apple a day, keeps the doctor away»[7], — напевает Фиат английскую народную мудрость на мотив детской песенки про трудолюбивую пчелку.

Воскресенье. Друзья разрабатывают рыночную стратегию.

— Самое главное, основа основ — доверие, — провозглашает Финценс, — это новейший тренд. Раньше что говорили? «Доверяй, но проверяй». А теперь наоборот: «Проверяй, но и доверяй».

«The economy of trust» — 59 000 000 ссылок выдает Гугл. Мы должны доверять нашим клиентам. И все пойдет как по писаному.

— Да, только прежде надо найти этих самых клиентов.

— Начнем с той самой лавки, где мы в первый раз покупали зеленый кофе. С них можно запросить двести евро за сто граммов. Это немного по сравнению с тем, почем кошачий кофе продают через Интернет. В мелкооптовой торговле и рознице цена, понятно, еще увеличится. Как только народ начнет пить наш кофе, так сразу пойдет молва, новость мгновенно разнесется по городу. Мы произведем революцию в европейской культуре кофе!

— Скажи, а с нас не потребуют лицензию? Регистрацию в торговой палате и всякое такое?

— С этим успеется. У тебя же есть разрешение на предпринимательскую деятельность.

— Вроде есть… Не потерялось ли?

— Получишь дубликат.

— Я и не думал, что оно еще когда-нибудь пригодится.

— То-то же.

Фиат получил это разрешение еще когда был инвестором несостоявшегося строительства обувной фабрики. В те времена он, выпускник торгового техникума, надеялся стать бизнесменом.

— А теперь ты и есть бизнесмен! — во все горло вопит Финценс, выдувший с полдюжины чашек кофе. — Сколько килограммов у нас в наличии?

— Четырнадцать с половиной. Вчера взвешивал. Думаю, завтра будет пятнадцать.

— Чудненько! Тридцать тысяч евро наш потенциальный оборот.

— Оно, конечно, было бы прекрасно.

— Оно и есть прекрасно! Давай-ка, снимай свою похоронную маску.

Изначально эндемический вид, произраставший только в предгорьях на территории Гвинеи, Сьерра-Леоне и Кот-д’Ивуара; в настоящее время его разводят в промышленных масштабах на плантациях Ганы и Нигерии. Деревья и кусты достигают высоты трех метров. Листья мелкие. Рост саженцев по сравнению с арабикой более медленный.

— Нет, я еду не отдыхать, — говорит Фиат. — На следующей станции сойду.

Сидящая напротив дама трогает его за колено и спрашивает, не поможет ли он выйти и ей. Конечно, поможет, разумеется, поможет.

— Знаете, все теперь так трудно, нет увлеченности, я не о себе, сама я уже ничего не жду. Энтузиасты нынче большая редкость, даже не помню, когда последний раз мне встретился энтузиаст. Вы энтузиаст?

Фиат поднимает глаза от кризиса — то бишь, от газеты, развернутой у него на коленях, и смотрит на даму. В кризисные времена таким, как мы, везет, думает он. Добро пожаловать, кризис! Кризис — это по мне. Я рад кризису, — думает он.

— К сожалению, нет, — отвечает он даме. — Я плыву по течению.

— Знаете, в газете, которая, я вижу, у вас в руках, опять эта министерша внутренних дел, да, торчит там, в газете в каждой строчке, а если я знаю, что она там, я решительно не могу заставить себя читать газету. У министерши нет сердца, а в министры надо назначать только тех, у кого есть сердце, надо проводить медицинское освидетельствование. Бессердечные министры должны быть априори дисквалифицированы.

У дамы одышка. На ее лице заметен тончайший светлый пушок, над губой — светлые усики. Первые признаки обрастания шерстью, думает Фиат.

Багаж дамы — сумка на колесиках, клетчатая. Проводнику, предложившему закинуть ее сумку на багажную полку, дама сказала, что поставит сумку в проходе, где она никому не помешает.

Дама решила выехать за город, потому как дни стоят чудесные. Потому как в городе у нее больше сил нет от палящего солнца, вот она и едет на озеро, туда, где часто проводила отпуск в молодости. Дама хлопает глазами — точно фотографирует Фиата взглядом, потом отводит взгляд, но не умолкает.

— Я плохо спала, — сообщает она, — всю ночь складывала и выносила пачки газет в мусорный бак, перед отъездом я всегда прибираюсь.

Погода стоит просто невиданная, — думает Фиат, — это всех сбивает с панталыку. Кто может выдержать такую жару?

Он едет в зоопарк, чтобы успокоиться. Нужно понять, в чем дело, почему они не хватились пятнистого мусанга. В последние недели он со все возраставшим беспокойством слушал новости по радио, просматривал газеты (какие попадались, — чтобы не покупать), — хоть бы слово о том, что в зоопарке недосчитались ценного индийского животного! Хоть бы директриса вызвала его для разговора! Тогда у него был бы шанс, — объяснить, почему он не имеет к этой истории ни малейшего отношения, и наверняка он понял бы, насколько его речи убедительны. А так он даже не представляет, что творится в зоопарке. Возможно, на него давно заявили в полицию, и полиция только ждет подходящего момента, чтобы его арестовать. Нужна ясность. Тайный страх, что его могут призвать к ответу, не дает Фиату по-настоящему радоваться наметившимся успехам кофейного бизнеса.

Вот потому-то он сегодня, не поставив Финценса в известность и не спросив его совета, едет в старом знакомом поезде. На душе у него неспокойно, не только от неизвестности — что-то ждет в зоопарке? — но еще и потому, что он впервые после долгого перерыва снова проедет по тем местам, где у него всегда сильно билось сердце, где он из окна вагона запускал в небо бумажных змеев.