Космоскаф выдвинул мощные манипуляторы, разжал захваты. Спу наплывала из темноты, как огромный автокар на игрушечную машинку, грозя расплющить, растереть, размазать. Габа вспомнил, как на даче у Максима, в Алябьеве, мыл стекло командирской «Волги», заляпанное медом и раздавленными пчелами…

Умахнуло влево здоровенное полушарие антенны дальней связи из серебристых радиусов и колец. На пульте вспыхнул транспарант «Экстренное торможение». Замелькали перекладины башни фазировки. Мимо?! Манипуляторы вцепились в металлическую полосу, космоскаф крутануло, мотнуло в сторону. Один из захватов сорвался, но титановое щупальце тут же перецепилось. Все?! Вроде все… Ну, слава те… Прибыли. Повесив плазменник на шею, Габа осмотрелся. Станция уже не умещалась в поле зрения и вовсе не казалась округлой. Было похоже, что стоишь на ровной, слегка покатой палубе колоссального линкора из боевика для отроков. Вон впереди торчат огромные панели радиаторов, похожие на жалюзи. А сзади громоздятся ребристые кубы импульсаторов… Ладно, завтра будешь любоваться! Нашел время…

Перебирая руками поручни, Габа дотянулся до крышки внешнего люка. Сунул ноги в фиксаторы, ухватился за рычаг, утопленный в глубокой выемке, и потянул. Крышка люка бесшумно отъехала в сторону.

Согнувшись в три погибели, Габа проплыл по узкому пространству между оболочками Спу, открыл служебный люк и спустился в шлюзовую. Здесь было тихо, но тишина стояла зловещая, взводившая нервы, пронзительная, как после выстрела. Так и тянуло оглянуться, но штурман сдержался. Он подтолкнул себя к полу, уцепился магнитными подковками. Приблизившись к информационному терминалу, на панель которого осели стеклистые капли конденсата, штурман неуклюже потыкал пальцами по клавишам.

— Диагностика первого уровня, — дребезжащим голосом сказал водер и удовлетворенно добавил: — Функционирую.

— Сколько всего людей на борту?

— Девять человек.

— Где они сейчас?

— Не имею информации.

— Посмотри хорошенько!

— Имею косвенную информацию. Согласно датчикам дислокации, группа в количестве четырех человек находится на центральном посту управления. Члены группы не идентифицируются. Дежурный диспетчер Гомес, инженеры-контролеры Одинцов, Калитин и Волков перемещаются в пределах агрегатного отсека.

— И как туда… ну, в агрегатный, пройти?

— Отсюда по радиальному коридору до лифта. Спуститесь на вторую палубу яруса «В», сектор Дзета. Налево по осевому коридору.

— Thanks, comp.

— Not at all.

Габа разблокировал дверь и негромко пробормотал:

— Ну, все… — Он перехватил дезинтегратор за рубчатое цевье и перевел регулятор мощности на импульсный разряд. — Пошли искать приключений… на нижние 90!

1

Все шло штатно. Бот перешел в горизонтальный полет и ему навстречу накатывала Великая Северная равнина (та самая, которая, по мысли авторов проекта «Марс», должна была стать ложем Северного океана) — тускло-оранжевая, местами темнее, местами светлее и ярче, рябая от мелких кратеров, конопатая от полузасыпанных глыб, от скопищ черных скал, испещренная разломами и ярдангами Ярданги (тюрк.) — вытянутые вдоль господствующего ветра узкие, прямолинейные, с асимметричными крутыми склонами борозды (глубиной около 1 м) и разделяющие их острые гребни, образующиеся в пустынях на поверхности глинистых и суглинистых или более плотных пород. — Примеч.pea. ].

— Все это хорошо, — проговорил Гирин, зыркая на вихлявшиеся мнемографики, — одно плохо: времени — с гулькин нос…

— Если они уже извещены… — раздумчиво сказал Жилин и не договорил.

— Вот именно — если! Да отъехали бы к югу хотя бы! Неужели так трудно догадаться?! Нет, вот, как назло все!

Гирин навалился на пульт и уставился на песчистый горизонт. Прошла ровно одна минута.

— Рассказал бы что-нибудь, что ли, — проговорил Жилин. — А то я на эти часы смотреть уже не могу! Слушай… Давно хотел спросить: а где это ты нашего… астронавигатора встретил?

Гирин смешливо фыркнул.

— Ты не поверишь! — жизнерадостно сказал он. — В изоляторе!

— Ну?! — удивился Жилин. — Серьезно? Это тогда еще, в Африке? Ты как-то рассказывал…

— Да не-е… Какая там еще Африка… У нас, в Индиге! Я тогда в полиции работал… Нет, — покачал Гирин головой, — тут надо по порядку, с самого начала. Ну, тут как?.. Я еще со школы хотел в межпланетники намылиться, да, знаешь… Побоялся. По математике я из шестерок не вылезал, один раз только восьмерку получил. Ну, куда я с такими оценками? Короче… Да, а жили мы тогда у Лукоморья — вот так набережная… — Гирин показал как. — Атак наш дом, окнами на бухту. И вот, значит, встаю я однажды, слышу — крики. Смотрю, на берегу караканары за нашими девками гоняются. Нет, думаю, это уже наглеж! А я к тому времени где-то с год проходил в Патруле порядка. Ну, короче, цепляю я свою бляху и туда. Караканары на меня — ноль внимания. Ладно, думаю, не хотите по-хорошему, будем по-плохому. Ох, я им тогда и всыпал! А на другой день вызывают меня в земскую управу. Я думал — ругать будут, а меня наш уездный исправник, Елизар Терентьич, отводит в сторонку и говорит: пойдешь в полицию? А чего ж, говорю, не пойти? Можно… Туда ж такой конкурс, что не каждый еще и пройдет. Ну, накатал он мне рекомендацию, и я прямым курсом — в ГУЛ Индиги.

— Ни разу не был в Индиге, — признался Жилин, — вернее, был, но ночью. Пересадку делал.

— Много потерял. Столица Заполярья! Это тебе не баран начихал… А в принципе все они одинаковы, что Индига, что Амдерма, что эта… как ее… на Мурмане которая… Варзуга! Ага… Купола высоченные, прозрачные — ходишь, как муха под стаканом. Проспекты в стеклянных трубах… Вокруг снега, пурга заметает, а тут цветочки, стежки-дорожки, девки в одних сарафанчиках… Глянешь на метель за стеной — и аж мурашки по коже…

— А пурпурные? Давал им жизни?

— Не в Индиге. А вообще… давал. Посылали как-то в командировку, в Баку… погонял их там, чтоб на всю жизнь запомнили. А вообще, если… Бойцы из них дерьмовые, честно тебе скажу. Ты сам воевал и должен знать, какие бывают вол-чары. А пурпурные — дилетанты, грубое уличное хулиганье. Им этот пурпурный террор — так, новое развлечение, что-то типа аттракциона…

Гирин пробежался глазами по пульту аварийной сигнализации и продолжал:

— Короче, где-то с год… да как бы не больше, прослужил я младшим полицейским. Патрулировал улицы и вообще — бдил. Всю Индигу облазил: от Лукоморья и подводного порта до вокзала и Спирального бульвара. И, знаешь, мне это даже начало нравиться! Конечно, всякого понасмотришься… К мертвякам я так и не привык… а одна девочка изнасилованная до сих пор перед глазами стоит… — Максим сделался вдруг каким-то строгим и угрюмым. — Ну, по-всякому бывало. Да, а тогда еще как раз мода эта пошла — работяг лупцевать. Печушники — слыхал о таких? Емели… мать их… Такие, знаешь, вроде фловеров, но те хоть тихие, а эти «отморожены» напрочь. Только и слышишь — там инженеру нос сломали, тут с глубоководниками сцепились… Кого-то ножом исполосуют, кому-то ребра поломают… Невмоготу было видеть эти тупые рыла! Главное, и сами ничего делать не хотят, и другим не дают! Совсем от безделья одурели. Короче говоря, устроили мы однажды облаву, похватали всю гопу — человек двадцать. Ага… Ведем их на принудительное ментоскопирование и, представляешь, засекаем влет того самого педофила! Ну, того, что девочку ..