Приведу пример: в детстве я начал заниматься теннисом. Я очень любил теннис, я обожал его, я разбирался в теннисе, я жил им. Я по утрам в дождь и слякоть бегал вокруг теннисных кортов. Но я был ребенком и не понимал, что заняться теннисом в 13 лет — ошибка, я просто не успею. Словно женщина, которая захотела стать гимнасткой в 60. И нельзя в таком случае сказать: «Никогда не останавливайся! Впереди мечта! Делай это!» Никто не снимает фильмы про людей, у которых не получилось. Мы оцениваем лишь успешные случаи. Но иногда лучше режиссерам уходить в сценаристы или монтажеры.

Вначале все хотят быть режиссерами. Хотел и я, и те, кто учился со мной в киношколе. Синдри Хогнасон мог бы быть режиссером-лузером, озлобленным на весь мир, и говорить про еврейский заговор в индустрии, но он стал топовым фокус-пуллером и зарабатывает огромные деньги. Приезжаешь в Норвегию, говоришь: «А где взять хорошего фокус-пуллера?» А тебе отвечают: «Так вот же, есть Синдри!» И Синдри на каждом проекте. Или есть замечательный монтажер Томас, с которым я учился, но он был бы плохим режиссером, потому что не умеет разговаривать с людьми. А когда монтируешь, с людьми тебе разговаривать, по большому счету, необязательно.

Со сценаристами то же самое. Если ты поймешь, что это не твое, здорово было бы успеть заняться чем-то другим. Как понять, что это не твое, — уже другой вопрос, это сложно. Многие люди просят сказать им, есть у них талант или нет. Таланта, на мой взгляд, вообще не существует в том смысле, в каком о нем принято рассуждать. Есть твое время и твоя работа.

Иногда в голову приходит идея, и тебе кажется, что она офигенная. И если прошло несколько месяцев, ты ее вспомнил, и тебе она все еще кажется офигенной, все еще заводит тебя, как в первый раз, значит, стоит ее записать. То же самое и с профессией. Если ты встаешь утром и ненавидишь себя, индустрию, профессию, жену и собаку, возможно, тебе надо заняться чем-то другим. А если спустя год, два, четыре тебе все еще хочется этим заниматься, тогда это точно твое, иначе просто не может быть.

История 13

Дмитрий Грибанов, оператор, режиссер

Что такое кризис? Кризис в любой творческой профессии — это абсолютная стабильность. Если провести аналогию с биржей, то ничего хуже стабильности, когда все в одном графике, быть не может. Когда ты, к примеру, участвуешь в проекте, который тебе неинтересен, ты деградируешь, твоя кривая идет вниз. И наоборот, когда участвуешь в интересной работе, ты прогрессируешь. Всегда понятно, куда ты движешься. Но прогресс и регресс — это не кризис, это хорошо. Пусть какие-то твои правила вдруг не работают и ты разочаровываешься, но и это — опыт. И ты учишься не повторять ошибки, ведь любой регресс — это все равно движение. Постоянство пугает творческого человека. Он думает: «Я не развиваюсь, никуда не расту». Стабильность — вот что по-настоящему страшно для творчества. Так у меня и было. И этот кризис заставил меня поступить во ВГИК.

Я родился в Литве. Много лет там работал, был по меркам Литвы состоявшимся оператором. И в какой-то момент у меня возникла та самая стабильность. Я снял много рекламы, и сериал, и полный метр. Как вдруг мне показалось, что я «заштамповался», что я никуда не двигаюсь.

Все профессии важны, безусловно! Но чем отличается творческий человек от нетворческого? Работа в кино, по сути, то же самое, что работа водителя троллейбуса, учителя или стоматолога. И все же творческая профессия вынуждает все время испытывать эмоции, стремиться к новому... Всегда нужен новый раздражитель, новый этап, новый рубеж. Но когда все хорошо, когда ты много и качественно работаешь, хорошо зарабатываешь, появляется ощущение, что работаешь ты не на площадке, а на заводе, что занимаешься не творчеством. Мой хороший приятель Федя Савельев, шикарный художник, говорит так: «Ребята, мы художники! Не шрифтовики!» А я начал ощущать себя шрифтовиком. Я словно печатал одним и тем же шрифтом, и меня это стало раздражать. Мне стали неинтересны ни деньги, ни новые проекты. И я понял, что хочу сделать что-то другое.

Любой крутой художник хочет сделать продукт, который оценят, увидят в нем нечто новое, интересное, удивительное. И я уверен, что хорошему киношнику всегда хочется сделать лучше, он всегда стремится к чему-то новому. Попробовал одно вино, хочется другого, хочется сравнивать, учиться, ошибаться. В лаборатории оптики ВГИКа на стене красовалась замечательная фраза Сальвадора Дали: «Не бойтесь совершенства — оно вам не грозит». Совершенство недосягаемо, и именно по этой причине нельзя опускать руки. К нему нужно стремиться, и это движение — как вечный двигатель. Все художники — фанаты, истерики, слегка больные люди. Но если есть эта болезнь — то это хорошо. Если есть огонек внутри, если ты горишь, если постоянно недоволен тем, что делаешь, значит, ты хороший художник.

И вот я специально поступил во ВГИК, чтобы что-то поменять внутри себя, в своей черепной коробке. Я практически не узнал новых вещей с технической точки зрения, зато получил много другого. Я учился у Вадима Ивановича Юсова. Шесть лет, проведенные на его курсе, были очень значимыми, словно у меня произошел взлом мозга, и я стал совсем иначе смотреть на свою работу, больше замечать и лучше понимать свою профессию. Это был новый толчок.

Я рассказал про кризисы в работе оператора — режиссерские кризисы совсем другие.

Однажды я стал режиссером. Мне позвонили знакомые ребята, пригласили в проект — с отличным сценарием и прекрасными условиями. Я спросил, кто режиссер, они ответили. Я знал этого человека и когда-то с ним работал. Он пофигист, и его интересуют только деньги. Это чувствовалось и на площадке, и в его отношении к продукту, поэтому я отказался и просто так добавил: «Раз так, давайте режиссером буду я». Ляпнул, а они перезвонили мне через три дня и сказали, что согласны.

Мне как оператору всегда казалось, что режиссером быть легко, что это элементарно. А теперь скажу так... После любого проекта, над которым я работал как оператор, мне бывало достаточно двух недель, чтобы выдохнуть. Я уезжал куда-нибудь отдыхать, возвращался, и все — у меня было море творческих сил, я мог и хотел работать. После того как я отснял свой первый проект как режиссер, я полгода не хотел видеть людей. Я стал социопатом, совершенно