— Вы ни с кем меня не путаете, Валерий Ильич?

Пустовалов понял, что перегнул палку. Опытного следователя, пусть и бывшего, подозревать в подобных ошибках по меньшей мере некорректно.

— Извини, Миша, извини. Эту работу оплачу отдельно, это просто дружеская просьба. Попросил тебя, потому что верю тебе, понимаешь? Дело-то ведь, как говорится, сугубо интимное. Так, значит, они ездили по Москве полдня, а потом?

— Вернулись домой. Накупили всего, два больших пакета тащили домой — один домработница, один госпожа Стернина. Как я понял, у них там полная демократия.

— Это верно, Марина уважает Марию Петровну больше, чем родную мать. Значит, вернулись и… все?

— Да. Это было в шестнадцать десять. Я стоял у подъезда еще полчаса, а потом вернулся в офис.

— И… никто не вышел? То есть Марина оставалась дома?

— Да. А я вернулся в офис.

— Спасибо, Миша. Я могу надеяться, что это останется между нами?

— Конечно. Водителя я сразу предупредил.

Пустовалов встал, протянул руку Игнатову. Тот вскочил на ноги, пожал протянутую ладонь.

— Еще раз спасибо, Миша. Не возражаешь, если я по этому вопросу буду советоваться с тобой? Понимаешь, друзей до черта, но дело такое щекотливое, что обсуждать его можно с надежным человеком и профессионалом.

— Конечно, Валерий Ильич.

— Отлично.

Игнатов кивнул, подтверждая свое согласие, и пошел к двери. А Пустовалов плюхнулся в кресло и, когда дверь закрылась, опустил голову на свои ладони, пальцами взлохматил аккуратную прическу.

Итак, значит, Марина не была сегодня на съемках. А она ведь играет одну из главных ролей, собственно — главную женскую. Съемочный процесс, насколько он выяснил, проходит в напряженном режиме, там все просчитано чуть ли не до минуты. И если исполнительница главной роли не является на съемку, это можно считать из ряда вон выходящим случаем.

В принципе она себе может это позволить, но вряд ли согласится по доброй воле, поскольку увлечена работой, просто наслаждается каждым днем съемки, первой в ее жизни большой ролью в кино. И пропустить может лишь в одном случае — папаша приказал. Пригрозил, что закроет к чертовой бабушке эту лавочку, если она ослушается его приказа. Он может это сделать, Иван Тимофеевич — человек старой закалки и не потерпит, чтобы на его деньги ему же и гадили.

Это логично. А режиссера может предупредить — пока останавливаю процесс, разберитесь со своим ловеласом хреновым, чтобы он и близко к моей дочке не подходил за пределами съемочной площадки, тогда и будем продолжать.

Тем более логично, что Марина не захочет подводить своих новых друзей и послушается отца, уже послушалась. Режиссер и вся его свита поймут, что угроза нешуточная, и все вместе навалятся на этого бабника. И тот даст задний ход, ему же нельзя подводить весь коллектив.

Очень умное решение принял Иван Тимофеевич. Марина, конечно, будет раздосадована поведением своего… ладно, это не важно. Съемки будут продолжаться еще месяца три, за это время она охладеет к артисту, а он, Пустовалов, будет постоянно рядом, постарается увлечь ее, развлечь, все радости ночной Москвы бросить к ее ногам. Придется поднатужиться, но эта цель оправдает все средства. И начинать нужно уже сегодня. Хотя бы с пустяка, с простого визита и букета цветов.

Пустовалов решительно снял трубку аппарата внутренней связи.

— Анжела, позвони в цветочную фирму, скажи пусть немедленно доставят в офис пятнадцать красных роз. Свежих голландских.

— Я вас поняла, Валерий Ильич. Оплата на месте? А они поверят? Может, я сама съезжу с Ренатом в магазин и…

— Ты скажи, от кого звонишь, и поменьше рассуждай! Если в течение часа цветов не будет…

— Ой, простите, Валерий Ильич. Я все поняла, я уже, уже набираю номер…

Пустовалов бросил трубку на аппарат, довольно усмехнулся.

Все получается именно так, как он задумал. И не видно проблем, которые могут помешать его замечательному плану. Теперь главное — терпение и полное внимание объекту сделки, то есть Марине Стерниной.

В телефоне послышался бесстрастный женский голос: «Абонент недоступен или временно отключен. Перезвоните позже». Марина бросила трубку на аппарат, с минуту сидела за своим письменным столом, глядя на экран монитора компьютера. Только сегодня догадалась войти в Интернет, написать в поисковой строке имя и фамилию Игоря. Получила десять страниц, на каждой из которых было по двенадцать статей об актере Муравьеве. Интервью, критические статьи о ролях в театре и фильмах, светские сплетни, досужие домыслы, интервью отверженных любовниц, размышления бывших жен о том, каково жить с секс-символом России… Много интересного узнала об Игоре, но не очень разочаровалась, даже узнав мнение женщин. Она их прекрасно понимала по-своему, по-женски, не осуждала за злые слова. Тем более кое-что знала со слов Игоря и верила больше ему, нежели им. А если в этих случаях верила ему, почему должна доверять злым откровениям отвергнутых дам?

Читая статьи о своем любимом, Марина четыре раза набирала номер его мобильника, и все безуспешно. Понятно, что связь у нас далека от совершенства, но все же… Скорее всего он просто отключил свой мобильник.

Почему?

Тут могли быть разные предположения, и в какое ни ткни пальцем — все плохо.

Марина встала с кресла, пошла на кухню, там Петровна готовила ужин — свиные отбивные на косточке с картофелем фри.

— Все готово, Мариша, — сказала она. — Хочешь есть? Или подождешь родителей? А может, перекусишь? Бутербродик, чашку чаю? Сделаю.

— Петровна, я звоню, а у него мобильник отключен. Как ты думаешь, что это значит?

— Занят человек. А ты чего беспокоишься? Позвонишь позже, часов в десять, спросишь, как съемки прошли без тебя.

— Ты понимаешь, Петровна, сегодня были опасные съемки, он должен был прыгать на ходу из машины… Я волнуюсь.

— На этот счет можешь не переживать, я телевизор включила, новости уже передавали, если бы что-то случилось, обязательно сказали бы.

— Тогда что это значит?

Мария Петровна вытерла руки о фартук, обняла девушку.

— Мариша, а ты не спеши. Подожди, посмотри… Я его совсем не знаю, ничего не могу сказать. Одно понимаю — ты дочь главного спонсора…

— Продюсера.

— Я в этих понятиях не сильна… и значит, Иван Тимофеевич может как-то влиять… Не спеши огорчаться. Дело-то сложное, я понимаю Ивана Тимофеевича, он человек суровый. Если парень тебя любит по правде, потихоньку разрулим эту ситуацию, как теперь говорят, и сделаем все, как полагается. А если не любит — то и не надо.

— Но хотя бы поговорить со мной он мог? После окончания съемок? Позвонить мне на мобильник, что-то сказать… А он молчит! — раздраженно сказала Марина, высвобождаясь из объятий Марии Петровны, и ушла в свою комнату.