очередной припадок бешенства, снова пыталась раскидать мусоров. А когда те приковали ведьму к скамейке, она начала биться башкой об стену, хрипеть, закатывать шары, из пасти пошла пена. Ебать, передоз, похоже. Ща кони двинет, стопудов. Как же я этому рад.

Дежурный позвонил куда-то, и очень скоро, буквально через пять минут приехали санитары, вкололи ей что-то, надели смирительную рубашку. В дурку, видать, повезли. Тоже нормальный исход событий. Надеюсь, ей сделают лоботомию, хе-хе.

Меня же, Валеру, Пахлавона и Аблуллоха посадили в «обезьянник». Здесь воняло мочей и блевотиной, зеленые стены исписаны автографами, стишками, смешными фразами. Я уселся на лавку, отполированную предыдущими поколениями петрозаводских хулиганов и дебоширов. Сука, и сигареты еще забрали. Так хотелось курить, что я уже подумывал схватить за горло снующих мимо решетки ментов и пригрозить, что выдавлю глаз, если не дадут куреху. Вместо этого, я вежливо попросил дежурного и тот, к моему удивлению кинул нам в камеру пачку и спички.

Я с наслаждением затянулся. А жизнь-то налаживается. Угостил и Валеру. Сигарета чуть не выпала из его дрожащих пальцев.

— Не ссы, друган, — сказал я. — Зря, только вызвал мусоров, конечно. Но я не держу зла.

— Ты бандит! — вскричал айтишник. — Это все ты виноват! Меня теперь посадят! Я не хочу в тюрьму! У меня семья!

— Не шуми, блин, тебе-то ничего не грозит. Допросят и отпустят. Если б не теща все было бы нормально, подумай об этом. А сейчас ее упекли в психушку. Скажи спасибо хоть за это.

— Спасибо? Ты в своем уме? Люсечка меня убьет за это!

Я только горестно покачал головой. Этот подкаблучник неисправим.

— Насяника… — подал голос Пахлавон. — Когда нама деньга платить будишь, э?

— Сидим тюрьма из-за тибя! — поддержал Абдуллох.

— Валера, — серьезно сказал я, — ты ведь заплатишь моим рабочим? Они тебе все доделают, отвечаю, хорошие ребята.

— Блин! Саня! Мы же договаривались — никаких гастарбайтеров! А ты нарушил уговор, еще и нажиться на мне захотел.

— Эий, щито за кидалованама? — возмутился Пахлавон.

— Валера, в натуре, не муди. Я просто не успевал закончить, вот и нанял их. Заплати им мою долю, хрен с ним.

— Хорошо, — буркнул ушлый очкарик.

Таджики сразу повеселели.

— Валера, можешь исполнить для меня еще одну просьбу? — спросил я.

— Из-за тебя я в этом аду, а ты что-то просишь?! Ну, так что тебе нужно?

— Нужно найти одного человека…

— Адвоката?

— Нет.

Я пересказал Валере все приметы, которые знал, включая возраст, привычки, примерное место обитания. Он пообещал, что сделает. Что ж, теперь у меня есть шанс выбраться из этой передряги. Неожиданно лязгнул замок.

— Эй, ты тощий, на выход, — сказал мент с автоматом. Его напарник страховал снаружи.

— Кто? Я? — встрепенулся Валера.

— Удачи, камрад, — подбодрил я.

Обратно он не вернулся. Через полчаса одного за другим вывели таджиков. Наверно, тоже отпустят. Я закурил предпоследнюю сигу и принялся отжиматься на кулаках, когда решетка снова открылась, повели на допрос и меня. Началось настоящее, сука, мозгоебство, которые продлилось, наверно, до утра. Окон здесь не было.

Следак, чем-то напоминающий космонавта Андропова из фильма «Армагеддон» пытал меня и так и этак, задавая каверзные вопросы, обсуждая эпизоды то с одной, то с другой стороны. Естественно я рассказал, как было на самом деле, что в порядке самообороны пристрелил чурбана и его дружков. Что я не нацист и не скинхэд. Но этот хмырь шил мне злой умысел, какие-то другие случаи с убитыми чурками, в которых я был не при делах.

Попросил, в конце концов, подписать протокол допроса. Я вначале перечитал. Это пиздец, конечно.

— Нет, такое я подписывать не буду, — скрестив руки на груди, ответил я.

— Дурак ты! Тебе пожизненное светит. Дело такое, что не доживешь ты до суда. Черные тебя грохнут в СИЗО. А подпишешь эту бумагу, судья даст не больше пятнашки, я ее знаю. Особого, конечно, режима, но мы тебя защитим. А там, глядишь, и амнистию получишь за хорошее поведение. Так что отсидишь где-то восемь. Ну как, идет?

Я отрицательно помотал головой.

— Конев! — крикнул следак.

— Да, товарищ майор! — в дверях возник сержант с АКСУ.

— Забирайте!

— Куда его?

— В СИЗО.

— Так точно.

На меня снова надели наручники, повели по коридорам гребаной ментовки. На улице я зажмурился от яркого солнца. Конвойный подтолкнул к «бобику». Ладно хоть разрешил прикурить сигарету. Дорога в следственный изолятор не заняла много времени, так как находился он практически в центре города.

***

Пройдя все процедуры, я стоял лицом к стене, а охранник открывал дверь хаты. Нервы немного пошаливали. Блять, как меня примут сокамерники? Что нужно говорить в таких случаях? В голове крутились обрывки каких-то второсортных сериалов с НТВ. Ладно, просто поздороваюсь. По анекдотам я помню, что нельзя называть их козлами или петухами.

— Арестованный, пройдите в камеру.

С содроганием я зашел внутрь. Наручники сняли. Дверь захлопнулась. Все рыла, а здесь их было не меньше двадцати уставились на меня. Сердце мое ушло в пятки, в горле пересохло. Пиздец. Меня посадили в камеру к кавказцам.

Глава 25

Камера была совсем не похожа на камеру. Скорее на восточную чайхану. Воняло мускусом. Везде ковры, циновки, куча натянутых веревок, на которых сушились труханы джигитов. В маленьком телевизоре на тумбочке горцы в папахах плясали лезгинку. Дальние шконки составлены вместе, образуя что-то вроде дастархана. Там, видимо, тусовались особо блатные звери. Дымился кальян. Пирамидка шашлыков в огромном блюде, в центре которого горел огонь. Фрукты жрут, суки. Нормальные порядки в нашем СИЗО.

Массивный абрек, положив кальянный мундштук, поднялся. Бритая башка чуть не цепляла лампочку. Капец, сука, здоровый бычара, больше Халиля! Неужели в горах Кавказа водятся такие гориллы? Сидящий рядом, похожий на Хоттабыча седобородый дед с четками, что-то прокаркал на своем наречии. Ага, походу, этот у них смотрящий… Со шконок спрыгивали еще два экземпляра чуть меньших размеров. Я стоял не в силах оторваться спиной от двери камеры.

— Салам аллейкум, арестанты, — сказал я.

— Закрой свой рот, сын щакала! — сквозь зубы прорычал здоровяк.

Может, мне попробовать с ними договориться?

— Как понимаю у вас ко мне претензии? Давайте разберемся, как цивилизованные люди…

— Ти наш братья убиваль, — низким голосом произнес чурбан с переломанным носом боксера, — типерь ми тибя убиват будэм, Саща.

Так понятно, с этим гамадрилом разговаривать бесполезно.

— Разве Аллах разрешает подобный беспредел? — обратился я к Хоттабычу. — Это не по Корану вообще-то.

Все арестанты загалдели возмущенно, словно стая бандерлогов. Дед поднял руку, все тут же заткнулись. И произнес:

— Не смей осквернять Аллаха и Священную Книгу