Ката словно очнулась ото сна. Она испуганно отпустила маленькую ладонь и отшатнулась, прислоняясь к косяку.

— Лорд Колдблад строго-настрого запрещает даже приближаться к этой комнате. Я не пересеку порог, — решительно сказала она, и в голосе ее зазвенел металл, которого она сама не ожидала в нем услышать.

— Придется нарушить запрет, чтобы ты могла исполнить свой долг, — развел руками Хранитель юга.

— Долг? Долг?

— Ты большее, чем ты думаешь. Гораздо большее. Но только оказавшись по ту сторону, ты узнаешь о своем предназначении.

— Я… я стану Хранителем?.. Но к-как с этим связана комната его светлости?

— О нет, ты нечто иное. Ты связана с Хранителем севера. Ты знала, что граф — Хранитель севера?

— Его светлость… Но как же?

Лео снова взял ее за руку и настойчиво потянул вперед, не давая собраться с мыслями, но Ката намертво вцепилась в дверной косяк. Все годы, проведенные в Колдфилде, ее предназначением, ее счастьем было исполнять желания графа и только. Быть рядом тогда, когда ему это нужно. Делать то, что он скажет. Мечтать о большем она не смела. Ей казалось, что у нее уже есть все, чего можно желать, что желать чего-то сверх этого — значит быть неблагодарной. Почему же теперь пламенная любовь к Колдбладу, когда-то наполнившая ее жизнь светом, стала источником боли, а не радости? Да, Ката бы по-прежнему безропотно отдала графу свою жизнь, попроси он об этом. Только теперь этого было мало.

— Ты должна, Ката.

Она и сама это знала. Закусив губу, она шагнула внутрь вслед за ребенком, избегая смотреть по сторонам. Только краем глаза заметила два портрета, но сразу же перевела взгляд в пол, боясь увидеть лишнее. Они подошли к зеркалу, и Лео уверенно протянул руку к портьере, одним быстрым движением сдернув ее на пол. Плотная ткань цвета королевской мантии беззвучно соскользнула вниз волнами складок. Теперь на них смотрели их собственные отражения: маленький кудрявый мальчик с вечной улыбкой на устах и тяжелым взглядом и круглолицая девушка в платье из грубой шерстяной ткани. Лео кивнул, отпуская ее руку, и Ката поняла, что нужно делать.

Набрав в грудь воздуха, она коснулась зеркальной поверхности кончиками пальцев. Сияние, в тот же миг окутавшее ее, было таким сильным, так жгло веки, что Ката зажмурилась. Вслепую она шагнула вперед, не встретив на пути никакого сопротивления. Под ногами заскрипел снег. Когда она вновь открыла глаза, то нашла себя в другой комнате. Такой же маленькой, как и тайная комната графа, но без мебели и без окон, холодной и сумрачной. Потолок и стены были исписаны инеем. Узорами бессвязными, не подчиненными общему сюжету, общей идее, но все же величественным. Сколько ни смотри, нельзя было понять драматургии — может, ее и не было вовсе, а был лишь хаос человеческих тел: чьи-то ключицы, чьи-то пальцы, спины, бедра, колени. И лица. Главным образом, лица. Бестелесные, написанные в профиль и анфас, они то смеялись, то корчились в муках. Казались то сказочно красивыми, то невозможно уродливыми. Выполненные с филигранностью гения, они дышали жизнью, наблюдая за зрителем из тени плоского мира. Каждый взгляд таил пройденный путь, личную историю. Памятуя о том, что целое больше суммы его частей, Ката делала тщетные попытки объять общую картину целиком, но от чрезмерных усилий у нее скоро зарябило в глазах. Изображение, сотканное из миллиарда тонких, мельчайших штрихов, было до того искусно, что создавало иллюзию вечного движения.

— В чем дело, Финни? Я не ждал тебя, — прошелестел в пустоте недовольный голос.

Ката обернулась, пытаясь понять, откуда доносится голос, но казалось, он был везде. Как порождение ночи, звучал из всех углов и щелей, сходясь от стен к зеркалу, где она стояла. Ката так и не поняла, когда и как в комнате появился незнакомец, но, не сделав ни шага, он вдруг возник перед ней. Сначала няне померещилось, что это лорд Колдблад, но стоило взгляду лучше сфокусироваться, как она поняла, что это другой человек. Да, похожий на графа как две капли воды — но спутать их все же было невозможно. Ката уставилась на лицо незнакомца и не опустила глаз, даже когда встретила его взгляд. Никогда прежде она не видела таких лиц. Если лицо лорда Колдблада всегда было обращено внутрь и казалось лишь карандашным эскизом, где парой штрихов обозначили основные черты, то это лицо словно изливалось во внешний мир, такое туго натянутое, дребезжащее, такое красивое в ужасных муках — оно кричало, оставляя губы сомкнутыми.

— Так-так, — шепнул незнакомец, складывая пальцы пирамидкой. — Так-так.

Его глаза полыхали синим огнем, а кожа была настолько бледна, что казалось, от нее исходило сияние. Кончики пальцев и ногти этого человека были синие, точно отмороженные, а губы, напротив, красные, как будто перепачканные в крови. Крепко стоя обеими ногами на земле, он чуть сутулился и смотрел исподлобья прямо ей в глаза. Ката молча отвечала на этот взгляд. Что она видела в глазах этого чудовища? Гордыню, ненависть, страсть и боль. Не глухую, сдавленную боль Колдблада, но жуткую, леденящую кровь агонию, до того осязаемую, что, казалось, она давно вышла за границы его тела и смешалась с воздухом. Ката теперь тоже дышала этой болью, и кровь стыла в ее жилах.

— Огненное сердце. Но едва горит. Едва-едва. И все же вы пришли. Все же вы здесь.

Он улыбнулся дикой, бессмысленной улыбкой — точно зверь оскалил пасть.

— Меня п-привел сюда Хранитель юга, — сглотнула слюну Ката. — Я… я понятия не имею, где я нахожусь и с кем разговариваю.

Казалось, незнакомцу удалось взять себя в руки. Он вскинул подбородок и окинул гувернантку любопытным взглядом:

— Так-так. Мне представиться по всем правилам? Хотел бы я знать, как теперь, принимая во внимание все обстоятельства, надлежит это осуществить. Слишком много перипетий — не каждый рассудок это выдержит, — его глаза бегали, а речь была сумбурной и одичалой. — Добро пожаловать в мою ловушку — а может, мое убежище? Заботливый брат спрятал меня от трудностей этого мира… Это умилительно, вы не находите? Правда, я боюсь, он беспокоился о мире: считал, что это его нужно спрятать от меня. Видите ли, наши взгляды на то, кто должен стать Хранителем севера, расходятся. А интересы пересекаются.

— Вы… вы брат его светлости?

В притворном изумлении он прижал ладонь к своим красным губам:

— А вы всегда так дрожите, или я вас пугаю? Как неприятно: обычно женщины находят меня привлекательным. Находили. Но знаете, годы заточения