спина постепенно начинали затекать. Наконец, машина остановилась. Их привезли, на так называемый «шлюз» (прием заключенных). Всем девчонкам, которых тоже везли по этапу, приказным тоном, сказали выйти, держа руки за головой. Лай собак, крики «вертухая», матерщина звенящая со всех сторон, привели Анюту к остолбенению.

– Чё встала, блядина?! – почувствовала она сильный удар по спине. – Курорт закончен, в строй со всеми!

Анюта посмотрела на девчонок, строившихся в колонны, и поспешила к ним. Когда все стояли, как положено их повели в «приёмник». Там нужно было, услышав свою фамилию, сделать шаг вперед, назвать свою фамилию, имя, отчество, статью, дату начала и окончания срока. После, их повели на полный обыск.

– А это что такое, шепотом спросила Анюта, грузную женщину, по поведению которой, было ясно, что она здесь неоднократно бывала.

– Первый раз, что ли? – усмехнулась та.

– Ага, – кивнула Анюта.

– Первый раз сложно. Ты меня держись, а то налететь можешь. Ща тебя полностью досматривать будут.

– Зачем?

– За тем, что вдруг у тебя пистолет, заточка, бабки, наркота, мобила или еще что запрещенное.

– У меня нет ничего. Да и где бы я это пронесла, на мне джинсы в обтяжку, да футболка. Не спрячешь нигде.

– А под стелькой в кроссовке что?

– Ничего. А что там быть должно? Да и как туда положишь, она же прилегает, сразу видно будет.

– Кому надо, тот так положит, что и собака не найдет.

– Ничего себе. Получается, обувь снимать надо будет?

– Обувь, – хмыкнула та, – Не только обувь, полностью раздеться придется. Вплоть до труселей с лифаком.

– А это зачем? – удивленно захлопала глазами Анюта.

– За тем, что там тоже не дураки сидят. Мало ли куда ты что понапихала. Тебя там всю проверят. И в п…ду залезут, и в ж…у. Даже в ушах у тебя поковыряют и в подмышках посмотрят.

– Ужас, какой.

– Подожди. Это только начало. Ужас еще впереди.

Анюта похолодела и дрожащим голосом спросила:

– А они меня не изнасилуют? Я же голая стоять буду, а они по мне будут лазить. Причем, по всем местам.

– Не ссы, тебя бабы обыскивать будут.

– Откуда ты знаешь?

– Правила такие. Мужиков – мужики обыскивают. Баб – бабы.

Ее новая знакомая оказалась права. Обыск Анюте, действительно, проводили две женщины в форме. Проверяли все что можно. На теле не было ни единого места, куда бы они не заглянули. Даже рот, зубы, заглядывали под язык и за щеки. Обувь проверяли небольшим шилом, как снаружи, так и изнутри. Швы на джинсах тоже были проверены каким-то металлическим предметом. А у одной прибывшей, их просто распороли, но ничего не нашли. У кого были каблуки, всем поснимали набойки, что бы проверить внутренность. Когда досмотр закончился, она опять столкнулась с уже знакомой, грузной дамой.

– Ну, чё, полазили по мохнушке, – засмеялась она, оголив золотые передние зубы.

– Полазили. Так противно еще никогда не было. А дальше, что? Все? В камеру?

– Да щас тебе. На карантин сначала.

– А это что такое? На здоровье проверят, кем работать будешь, выяснят, стучать предложат.

– Как это?

– Да так. Условий наобещают хороших, УДО гарантировать будут.

– И что говорить нужно?

– А это тебе решать, – вновь улыбнулась зечка. – Но сразу хочу предупредить, стукачей здесь не любят. Причем не только заключенные, но и сами надзиратели. И обещания их, о сладкой жизни на зоне, как правило, пыль.

– Я стучать не собираюсь.

– Все так говорят, а чуть прижмут к стене и все, затрясутся и бегают докладывать. Хотя открою тебе небольшой секрет: иногда стучат те, на кого меньше всего думаешь.

– А ты? – улыбнулась Анюта.

– Гонишь, что ли? Ты здесь поосторожней с такими обвинениями. Здесь тебе любой вопрос и домысел обосновать придется. Если что-то знаешь, то знай, но рассказывать никому не вздумай.

– Спасибо за совет. Я просто первый раз тут.

– Это заметно.

– А ты какой?

– Пятая ходка уже.

– А за что?

– Много вопросов задаешь. Здесь этого не любят.

– Извини, – Анюта грустно опустила глаза.

– Да ладно, это не тайна. Так и быть, тебе скажу. Нравишься ты мне. Статья у меня на все ходки одна – грабеж. Они ловят меня, сажают. Думают, что исправлюсь. А я не исправлюсь, понимаешь? Воровать у меня, в крови. И другого я ничего не умею. А тюрьма, что тюрьма… Я здесь уже привыкла. Мне иногда здесь больше нравится, чем на воле. Воля, для интеллигенции, на работку сходят, копейки посчитают и на праздник шампанского выпьют. Ну, летом еще может на Сочи накопят. И в чем их жизнь заключается? Жить, чтобы не сдохнуть? Разве это жизнь? Нет, это рутина. Жизнь, это драйв. Это огонь, риск, азарт, опасность! И если дело выгорает, то ты живешь на такие средства, кушаешь в таких ресторанах, таких мужчин имеешь, что тебе и снилось. Я так считаю: или все, или ничего. Не умею я жить на зарплату. Не умею я питаться пустой картошкой. Не умею я носить дешевые шмотки. Для меня зима без шубы, это не зима. А слово метро, это всего лишь четыре буквы из прошлого. Я привыкла к крутым тачкам, правда менять часто приходится. Вот скажи мне, ты ела когда-нибудь икру Almas?

– Нет, первый раз слышу. Красную, черную ела.

– Красная и черная и пустой звук по сравнению с этим деликатесом. Это белая икра. На вид, как жемчуг. А делают ее из осетровой белуги. И стоит она, дороже твоей жизни. Раз в десять. Или, например, такое блюдо, как «Карри Samundari Khazana». Оно готовится из лобстеров, улиток, краба, если я не ошибаюсь, девонширского, аболонов. Это ушки морские. Икры белуги, трюфелей, черри и из чего-то еще. Его готовят только в Лондоне. Я там жила в свое время и очень часто ходила в тот ресторан, где его готовили и постоянно его заказывала. Поэтому так хорошо знаю его состав. А в Нью-Йорке, я очень любила салат «Florette Sea&Earth». Там тоже морепродукты и трюфеля. А на завтрак, там же, заказывала себе омлет. Называется он «Zillion Dollar Lobster». Это почти обычный омлет, только с лобстером и с украшением в виде черной икры. Только украшение это ни как у нас, в России, три икринки, для вида, а достаточно толстый слой. Ты себе на бутерброд меньше мазала. Ну и стоит это. Ладно, ты и так жрать, как помойный кот, хочешь. А я тебе еще слюну напускаю, – засмеялась собеседница. – Не смотри так жалобно. Как откинусь, угощу. Отвечаю. Иначе мне твой голодный взгляд всю жизнь сниться будет, – опять взорвалась смехом она.