Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От его близости стало тепло и хорошо. В камине трещал огонь, дождь всё громче барабанил по крыше.
– А что, так заметно, да? – тихо спросила Настя.
– Нет. Я соврал. Так… от ревности соврал. Я же скотина, не забывай! Не переживай об этом!
Настя улыбнулась, успокаиваясь.
– А теперь давай-ка раздевайся и спать! – неожиданно выдал Эливерт.
– Что? – Настя встрепенулась в его руках.
– До чего ж ты смешная! – он поцеловал её в макушку, невинно и мягко, как целуют маленьких дочерей, а не желанных женщин. – Я схожу в сарай, а то здесь дрова закончились. А ты наконец переоденешься, укутаешься в плащ и ляжешь спать! А я потом подкину в очаг и… тоже лягу. Не с тобой. Там. По правде сказать, я жутко устал…
Как только он скрылся за дверью, Настя поспешно вскочила, сняла всю одежду, натянула его рубаху – коротковата всё-таки, едва прикрывает ягодицы. Вещи разложила на скамейке у огня. И юркнула обратно в постель, закутавшись в плащ с головой.
Её по-прежнему знобило, но теперь она уже не понимала отчего. Рубашка пахла Эливертом, и этот запах мешал уснуть, возбуждая и напоминая обо всем, что произошло.
Скрипнула дверь.
– Дождь какой льёт… Дэини?
Она не ответила, притворяясь спящей.
Щёлкнул засов. Зашуршало сено.
Вскоре до слуха Насти донеслось мерное дыхание атамана, да ещё потрескивали дрова, и монотонно убаюкивал шум дождя. Под такую колыбельную глаза закрылись сами собой.
***
Ночью Настю разбудил какой-то посторонний звук.
Она открыла глаза и долго лежала, прислушиваясь. Необъяснимая смутная тревога не отпускала, хотя на старой мельнице царило спокойствие.
Снаружи продолжал шелестеть дождь, но уже тише – видно, близился к концу. Потрескивали углями догоравшие в очаге дрова, освещая горницу багровыми отблесками.
Эл спал: до Насти доносилось его спокойное дыхание, а храпеть он, к счастью, был не склонен.
Рыжая поглядела в окно – на улице было светлее, чем в доме. На смену чернильным грозовым тучам пришли лёгкие, серебристые, словно подсвеченные изнутри. Они придавали летней ночи особое сияние. Будто лунный свет пробивался сквозь их пелену.
Да откуда ему взяться? Нынче новолуние, и даже тонкий серп месяца исчез с небосвода.
Всё было мирно и тихо, и Настя, повернувшись на бочок и укрывшись получше плащом, уже собиралась благополучно заснуть.
Она, наконец, согрелась, больше её не трясло, как в лихорадке. Самое время погрузиться в сладкие сны до самого утра.
И тут она снова услышала странный звук…
Шлёп, шлёп. Словно шаги по лужам.
Она подскочила и села на своём топчане.
Вот! Это и заставило её проснуться.
Рыжая в страхе прислушалась, и снова… Шлёп. Шлёп. Шлёп.
Там, снаружи, дождь лил всю ночь, кругом грязь и вода. И никто не смог бы подойти тихо. Именно такой мокрый шлепок сопровождал бы каждый шаг.
Но кто же это? Крадётся в ночи, так медленно и осторожно. Случайный путник?
Вряд ли…
Первой мыслью было, что кто-то из шайки Лахти выжил и сейчас пытался проникнуть внутрь.
Но ведь Эливерт избавился от тел. Неужели он не удостоверился, что разбойники мертвы, прежде чем их… Куда он их, кстати? Даже не спросила!
А что, если в шайке было больше двенадцати человек? Если кто-то не дождался возвращения Секача и теперь явился отомстить за своего главаря…
Звук повторился снова, и у Насти похолодело внутри.
Может, незваный гость уже у двери…
Нет, если бы шёл по крыльцу, шаги прозвучали бы звонче. Очевидно, этот некто топтался по земле у крыльца. Совсем рядом, но не рисковал пока подняться по лестнице. И хлюпал так громко, как будто с него самого ручьём льёт.
Вторая мысль оказалась ещё страшнее первой.
Кто может бродить в одиночестве среди ночи, оставляя мокрые следы, громко шлёпая босыми ногами?
Настя вдруг отчётливо представила себе, как из тёмных ледяных вод Топлюхина пруда на берег выходит нечто: раздутое бледно-зелёное тело покрыто ряской, вода струится по редким седым волосам и длинной бороде, глаза горят звериным фосфором болотных огней, разбухшие ноги, облепленные тиной, с трудом переступают, оставляя за собой мокрые следы. Убийца-мельник бредёт к себе домой. У крыльца он останавливается, поднимает с земли топор и, улыбаясь щербатым ртом, начинает подниматься наверх… Шлёп, шлёп, шлёп…
Настя не врала, когда уверяла атамана, что в призраков не верит. И, если бы она услыхала такие звуки, ночуя у себя на даче, там, в своей прошлой жизни, она предположила бы, что угодно, но только не привидение.
Но здесь, в Кирлии, бревна имели свойство обращаться в анафирэду, в озёрных камышах прятались бордачи, а к ночному костру приходили погреться маны.
И мысль, что утопленник, похороненный три года назад, решил вернуться домой, бредовой совсем не казалась.
Романову охватил парализующий страх. Знакомое с детства иррациональное чувство, когда ты прячешься под одеяло от придуманной опасности или боишься спустить ногу с постели, зная, что тебя немедленно схватит монстр, притаившийся под кроватью.
Она не могла заставить себя двинуться с места. Ей было так жутко, что она даже позвать Эливерта боялась. Однако ждать пока таинственное нечто – будь то Лахти, мельник или сам Владетель Мрака – явится к ним в гости, тем более неразумно и опасно.
Настя тяжело вздохнула, взяла себя в руки и соскользнула с постели. Оглянувшись на запертую дверь, на цыпочках прокралась по комнате и склонилась над разбойником.
– Эливерт… – очень тихо позвала Рыжая.
Атаман моментально открыл глаза, сел, спросонок ещё плохо соображая и явно отвлекаясь на маячившие перед его носом голые коленки.
– Чего ты?
– Там кто-то есть, – испуганно сообщила она. – Снаружи кто-то ходит…
Эливерт в ту же секунду был на ногах и сжимал в руке меч, извлечённый откуда-то из кипы сена.
Он двинулся было к двери, но Настя увязалась следом. Ей ужасно не хотелось выходить наружу, но перспектива остаться одной в тёмной комнате на старой мельнице, населённой призраками, пугала сильнее.
У двери Эливерт остановился, вслушиваясь в ночные шорохи.
Шлёп, шлёп, шлёп, шлёп…
– Это точно мельник, – зашептала Настя на ухо атаману, вцепившись ему в плечо.
Тот обернулся с ухмылкой, осторожно отцепил её руку и жестом попросил держаться позади. Почти бесшумно отодвинув засов, Эливерт шагнул на крыльцо. Настя застыла на пороге, затаив дыхание.
С улицы в лицо дохнуло свежестью дождя и прохладой ночи. Пахло мокрой листвой и грибами.
Ворон
