слюна.

Я разжигаю гриль на заднем крыльце, нарезаю овощи и нанизываю их на бамбуковые палочки, смазываю ананасовые дольки маслом и коричневым сахаром.

Готовить на кухне Салливана ― это просто удовольствие, гораздо веселее, чем в моей крошечной квартире. Так приятно разложить все на столешнице, использовать его набор посуды, практически нетронутый.

Я включаю музыку на колонках ― «На подъеме» Стивена Санчеса, потому что именно так я себя сейчас чувствую.

Стресс, накопленный за день, отступает. Я кружусь в этом пространстве, летая по большой, светлой кухне.

Я могу заниматься готовкой бесконечно, когда под рукой есть эти чудесные продукты…

Если рай ― это когда у тебя есть все, что ты хочешь, и все происходит так, как ты хочешь, то на ближайший час ― я в раю.

Маленький аккуратный хибачи13 дымится. Вскоре по двору разносится аромат жареного мяса и карамелизированных ананасов.

Салливан выходит из задней двери, нюхая воздух, как один из тех мультяшных персонажей, который следует за вкусным запахом, задрав нос.

Я вспыхиваю, когда вижу его. Я как ребенок, горжусь тем, что мне есть что показать и рассказать ― вся эта еда и хорошие новости.

Он ослепительно улыбается мне своей белоснежной улыбкой.

― Тео, если ты будешь продолжать в том же духе, я никогда тебя не отпущу…

Обещания, обещания.

― Я никуда не собираюсь. ― Я отправляю в рот кусочек ананаса. ― Я переезжаю в твой холодильник.

Было бы преступлением уехать, не попробовав этот инжир. Или этот сыр эспрессо…

Я протягиваю Салливану последний кубик ананаса. Это просто идеальный кусочек. Когда я подношу его к солнцу, видно, что он полностью пропитан золотистым соком.

Прикосновение его губ шокирует меня, когда он выхватывает ананас из моей руки. Я задыхаюсь от внезапного тепла на кончиках моих пальцев.

Все мои внутренности плавятся, а бедра сжимаются вместе от неожиданного жара между ног. Почему я принимаю одно за другое, что за странная реакция? Мое лицо горит.

Салливан раздавливает ананас на языке. Все его лицо озаряется удовольствием, и в моей груди вспыхивает тепло от этого завораживающего зрелища.

― Ну, если это не лучший чертов ананас, который я когда-либо ел…

― Ты его купил.

― Я отлично справляюсь с покупками. ― Он подмигивает мне. ― Но мне нужен кто-то, кто не позволит мне все испортить.

Почему он флиртует со мной дома?

Может, он просто не может переключиться?

Это все равно, что просить птицу не летать или пчелу не жалить. Салливан сексуальный.

А я ― нет.

Я слишком неловкая. И слишком честная.

― Испортить рибай14 довольно сложно. ― Я поднимаю крышку и переворачиваю куски, делая несколько быстрых вдохов, пока у меня есть такая возможность.

Почему здесь, у гриля, кажется прохладнее?

― И все же мне это удается. ― Салливан бросает на меня озорной взгляд. ― Наверное, я должен это сказать… я могу чем-то помочь?

Я не могу удержаться от смеха. Эта его улыбка ― он знает, что неотразим.

― После такого заявления? Как я могу отказать?

― Думаю, я справлюсь… под присмотром профессионала.

Я и есть профессионал. Чертов профессионал.

Я найду своего внутреннего Гордона Рамзи. Он бы точно устоял перед обаянием Салливана.

― Тогда вымой руки и возьми фартук.

Оставив гриль, я следую за Салливаном на кухню.

До моего переезда у Салливана не было ни одного фартука, поэтому он взял один из двух, которые я привезла с собой. К его несчастью, это фартук, который мама сшила для меня, когда я только начинала готовить, поэтому он розовый и с рюшами. Да ладно, мне тогда было всего восемь.

― Розовый ― твой цвет, ― дразню я.

― Правда? ― Он поворачивается ко мне, чтобы потрясти своей задницей. ― Я боялся, что он немного откровенный.

Она, конечно, прикрыта брюками, но с фартуком, обрамляющим ее розовыми оборками, совершенно невозможно игнорировать тот факт, что у Салливана Риваса фантастическая задница.

Когда он снова поворачивается, мои глаза все еще устремлены ниже пояса. Это невероятно очевидно, когда я поднимаю их и встречаюсь с ним взглядом. Салливан смеется надо мной.

Это возмутительно. Я должна быть здесь шеф-поваром.

― Хватит мельтешить этой штукой и приступай к работе. Можешь нарезать помидор?

― Конечно. ― Салливан ухмыляется. ― Если не возражаешь против кусочков пальцев в нем.

Я вынимаю нож из кухонного блока.

― Ты заставляешь меня нервничать…

Он подходит ближе, чтобы взять его у меня из рук.

― Правда? ― рычит он прямо у моего уха.

Его рука тяжело ложится на мою. Я чувствую его дыхание у ворота моей футболки. Все волоски встают дыбом на моей руке, и я знаю, что он это видит.

Салливан никогда не играет честно.

Я смотрю, как он режет помидоры, на что уходит больше сил, чем нужно, потому что его ножи затупились.

Он правда не умеет этого делать. Я должна научить его, на это больно смотреть.

― Вот так… ― Я кладу свою руку поверх его, на рукоятку. ― Поварским ножом нужно раскачивать лезвие…

Салливан уже снял пиджак и бросил его на спинку стула. Тепло его тела проникает сквозь тонкую рубашку, как будто ее нет.

Его запах смешивается с запахом жареного мяса и сладкого ананаса. Должно быть, я все еще нахожусь в режиме оборотня, потому что мой рот наполняется слюной…

Я думаю о его постели, о том, как ощущались его простыни.

Я вспоминаю, каково это ― быть окутанной его запахом…

Если Салливан будет продолжать возить меня на работу, когда я смогу пробраться в его спальню еще раз?

Боже, я гребаная извращенка.

Он не стал бы пробираться в мою комнату. Он же джентльмен.

Или нет?

Его задница прижимается к моим бедрам. Каким-то образом наши тела слились, моя рука обнимает его спину.

Чувство такое же, как когда мы танцевали, как будто ощущения не ограничиваются моим телом, а проникают в его руку. Двое движутся как одно целое. Это ощущение вызывает привыкание, потребность испытать это еще раз. Невидимая грань между двумя живыми существами стирается…

Мой подбородок лежит на его плече, его густые черные волосы мягко касаются моей щеки.

Я чувствую только его запах. Если бы он повернул голову, наши губы могли бы соприкоснуться…

Я отпускаю его и делаю шаг назад, задерживая дыхание. На кухне слишком жарко, у меня кружится голова.

Салливан смотрит на меня своими глубокими темными глазами.

Я отошла, но не очень далеко. Я