от 16 октября 1938 года, составленными уже после того, как Берия фактически принял от Ежова руководство НКВД (Лубянка 1937–1938, док. № 356, с. 577 и далее). Некоторые из заявлений Дмитриева теперь можно проверить, сравнив их с другими свидетельствами, которыми мы сейчас обладаем.

Ни один из источников Снайдера не подтверждает его заявление, что Балицкий взят под стражу в связи «обвинением в шпионаже в пользу Польши». Видимо, Снайдер все выдумал сам или переписал у того, кто сочинил это первым.

Огромное число свидетельств, полученных в том числе извне СССР, доказывает, что заговор военачальников Красной армии против режима Сталина, часто именуемый «заговором Тухачевского», действительно существовал126. Причем, в противовес утверждениям советских и российских властей, нет никаких данных, способных подтвердить, что дело военных было «сфабриковано» против невиновных людей. Если принимать во внимание доступные сейчас исторические материалы, оно таковым быть не могло.

Следовательно, безосновательны – в силу отсутствия каких-либо исторических доказательств – сомнения, что Балицкий действительно участвовал в военном заговоре Тухачевского. Снайдер мог и должен был опираться на первичные источники вместо книги Шаповала – вторичного источника, появившегося десятилетия спустя после самих событий. Что до самого Шаповала, его заявления не состоятельны, поскольку они не подкреплены доказательствами. Как показано в первой главе при рассмотрении одной из статей Шаповала, доверять его честности в вопросе цитирования источников ни в коем случае не следует.

О Балицком есть очень интересные и важные материалы в других источниках, на которые Снайдер не ссылается, но которые ему следовало бы использовать. Он оставляет их без внимания; возможно, потому что он не знает о них, а может быть, потому что те не подтверждают его теории заговора.

«Даже если идея о глубоком польском проникновении в советские институты власти убедила Ежова и Сталина, она не могла служить доказательной базой для индивидуальных арестов. В Советском Союзе попросту не было ничего, и близко напоминавшего массовый польский заговор… Ежов сказал Сталину, что польские политические иммигранты были преимущественно “поставщиками шпионов и провокаторских элементов в СССР”. На тот момент некоторые известные польские коммунисты уже находились в СССР и часть из них была уже в могиле. Из 100 членов Центрального комитета польской Компартии 69 были расстреляны в СССР. Из оставшихся большинство сидело в тюрьмах в Польше, т. е. было недоступны для казни. В любом случае, их количество было слишком незначительным»127 (с. 133–134).

В противоположность Снайдеру Куромия (Stalin, с.118) замечает, что «планы убийства советских лидеров вполне могли существовать». Снайдер же решает не информировать читателей, что крайне неприязненно относящийся к Сталину Куромия идею заговоров считает правдоподобной. И у нас действительно есть большое количество свидетельств, доказывающих их существование.

Что касается Янсена и Петрова, на страницах, которые цитирует Куромия (Янсен и Петров, с. 40–41), утверждается, что «Польской военной организации» (ПОВ) более не существовало. Но это блеф. Как объяснялось выше, нельзя наверняка знать, существовала секретная организация или нет. Все, что Куромия, Петров и Янсен или Снайдер могли бы выяснить, касается того факта, была ли ПОВ публично расформирована, но никто из них не приводит на сей счет никаких свидетельств. Как показано, множество документов указывает на существование «Польской военной организации» вплоть до 1942 года.

Янсен и Петров добавляют:

«В сентябре 1935 года началась новая волна арестов с целью уничтожения скрытой “сети ПОВ”…86 В том же месяце представитель польской Коммунистической партии в Исполкоме Коминтерна Б. Бронковский (Бортнонский) направил Ежову меморандум о недостатках в работе НКВД по выявлению провокаторов и шпионской роли польских агентов»87 (с. 40).

В более позднем (2007) русскоязычном издании тот же пассаж (с. 54) не претерпел изменений.

Как глава НКВД, в чьи обязанности входило обеспечение государственной безопасности, Ежов совершил бы глупость, не приняв во внимание предостережение от одного из лидеров Польской компартии. В сноске 87 Янсен и Петров информируют своих читателей, что «авторы не получили доступа к этому документу». То же повторено ими в примечании на стр. 54 русскоязычного издания. Но они верят, что сам документ существует, иначе не включили бы информацию о нем в свою книгу.

Снайдер (Sketches, p. 121–127) документально подтверждает существование в СССР разветвленной шпионской сети, которая контролировалась польским правительством. Там же (с. 125–126) он цитирует документы, указывающие, что к ноябрю 1937 года у польской разведки очень мало что осталось от ее сети. Последнее, естественно, означает, что до указанной даты польская разведка располагала такой сетью. По свидетельству, которое цитирует сам Снайдер, в начале 1930-х годов она отличалась большой активностью.

Кещинский (Represje, p. 198) ни о каком «Центральном комитете» не упоминает128.

Искаженная Снайдером цитата

Снайдер выдвигает эффектное обвинение:

«Один из московских начальников НКВД понял суть приказа так: его организация должна “уничтожить поляков полностью”. Его офицеры отыскивали польские имена по городским картотекам»129 (с. 134).

Вот что написано в книге Петрова и Рогинского, двух ведущих исследователей общества «Мемориал»:

«По признанию А.О. Постеля, сотрудника УНКВД по Московской области, “когда нам, начальникам отделений, был зачитан приказ Ежова об аресте абсолютно всех поляков (О всех поляках в приказе не говорилось, но характерно, что было услышано именно это. – Прим. Петрова и Рогинского), польских политэмигрантов, бывших военнопленных, членов польской коммунистической партии и др., это вызвало не только удивление, но и целый ряд кулуарных разговоров, которые были прекращены тем, что нам заявили, что этот приказ согласован со Сталиным и Политбюро ЦК ВКП(б) и что нужно поляков громить вовсю”»3.

Снайдер не информирует нас, как делают Петров и Рогинский, об источнике такого заявления:

«Архив УФСБ по Москве и Московской области. Следственное дело А.О. Постеля № 52668. Допрос от 11 декабря 1939 года».

Постеля допрашивали по делу о массовых убийствах, совершенных Ежовым и его подручными. Дополнительные сведения приводятся в работе Сувенирова:

«Бывший начальник 3-го отделения 3-го отдела по УНКВД Московской области лейтенант госбезопасности А.О. Постель за грубые нарушения законности (необоснованные аресты, применение физических методов и т. п.) был в апреле 1940 года осужден к 15 годам лишения свободы» (с. 207).

Иными словами, Постель был арестован 9 января 1939 года130, вскоре после замены Ежова Берией, и находился под следствием за преступления, которые он совершил как сотрудник НКВД. Он был приговорен к длительному тюремному заключению. Перед нами еще одно доказательство, что Берия – а значит, и Сталин – в уголовном порядке преследовал приспешников Ежова за участие в возглавляемой им тайной организации, ставящей цель свержения советского правительства.

Браун (No Place, p. 158, на самом деле p. 158–159) пишет:

«[Работник