Сквозь собственный плач она не сразу сообразила, что в дверь постучали. Потом подёргали за ручку. Хотелось затаиться, но там наверняка слышали её рёв. Стыдно-то как!

Но делать нечего, и Ира, утерев ладонями мокрое лицо, открыла дверь.

В коридорчике стоял физрук, Алексей Фёдорович.

– Что-то случилось? – спросил он встревоженно.

Ира покачала головой и, шмыгнув носом, выдавила:

– Нет, нич-чего. П-просто поссорилась с... подругой.

Физрук посмотрел на неё с сомнением, но в душу лезть не стал.

– Вы за картами? – глухо спросила Ира.

Он кивнул.

Она присела возле нижних дверок шкафа, и тут вдруг поняла, что было не так.

Обычно ручки на дверцах перетягивала чёрная резинка от бигуди, потому что дверцы держались слабо и порой сами собой раскрывались. Особенно раньше, когда здесь хозяйничал прежний оформитель. Шкаф у него был под завязку забит всякими бумагами и папками, и всё это, чуть что, вываливалось на пол. Вот Ира и придумала удерживать дверцы таким нехитрым способом. Сейчас она правда навела в шкафу относительный порядок, но все равно по привычке цепляла на ручки резинку.

А теперь этой резинки не было! То есть её кто-то снял. Но кто? Или, может, порвалась и отлетела? Ну, кому могло понадобиться заглядывать в старый шкаф, где, по большому счету, хранится одна макулатура?

И тут вдруг прострелила мысль – карты!

Сердце ёкнуло и упало вниз. От волнения Ира бестолково засуетилась, но, поспешно открыв дверцы нижнего ящика, облегчённо выдохнула – и карты, и маршрутные листы, и погоны, всё лежало на месте.

– О! Ты – молодчина, – присвистнул Алексей Фёдорович, разглядывая аккуратные схемы.– И погоны что надо! Сейчас отдам их Павлику и Денису, чтоб ребята до отбоя успели пришить.

Ира, поднимаясь, улыбнулась.

– У тебя в сто раз лучше вышло, чем Миша рисовал.

Ира догадалась, что Мишей звали того самого оформителя, который захламил тут шкаф и уехал в город с концами.

Ира даже смутилась от такого комплимента и потупила глаза. И тут её как током ударило – на полу, рядом с ножкой стола лежала серебряная цепочка с монеткой-пфеннигом.

Физрук что-то сказал – она даже не расслышала – и вышел, затворив за собой дверь, а Ира продолжала стоять в остолбенении и смотреть на свою находку, ровным счётом ничего не понимая. Откуда здесь цепочка Вадима? Неужели он заходил к ней? Но зачем? Поговорить? Объясниться? Попросить прощения?

Ира с тихим стоном опустилась на стул – догадка, такая ясная и беспощадная в своей очевидности, пронзила её.

Вадим приходил не к ней, он приходил сюда! Он не её искал, а карты! Цепочка лежала у него в кармане джинсов и, видимо, выпала, пока он, присев на корточки, рылся в шкафу. Карты он не взял – это сразу заметили бы, он их, скорее всего, перерисовал себе, чтобы завтра… победить в этой проклятой «Зарнице».

Получается, все его знаки внимания, улыбки, слова и даже поцелуй – это всё фальшь? Сплошное притворство, чтобы она поверила ему, и он мог заходить к ней в оформительскую беспрепятственно?

Ира застонала ещё громче. Казалось, её ударили под дых. Больно было физически, нестерпимо, оглушительно, – так, что меркло в глазах, так, что скрутило всю и не отпускало, наверное, целую вечность. Не отпускало, пока не хлынули слезы.

«Какая же я дура! Ведь сразу было понятно, что он мне не пара. Вон Свете этой было понятно и другим… А я развесила уши, размечталась…», – глотая слезы, шептала Ира. – «Он даже не спорил на меня. Он меня просто использовал… грубо, лживо и подло использовал. А потом бросил, как стала не нужна…»

Ира снова завыла в голос, уже не думая о том, что кто-нибудь может услышать. Но на удачу или на беду никто её не слышал.

Наревевшись до острых спазмов в груди, до полного опустошения, Ира потихоньку умолкла. Оцепеневшая от боли и унижения, она бессмысленно смотрела на цепочку и не понимала, что ей теперь делать. Рассказать всё? Но кому? Физруку? Денису? Павлику? Или Римме Михайловне? Конечно же, её отругают, скажут, что не смогла уберечь секрет, который ей доверили, обвинят в том, что подвела всех… И правильно сделают. Ведь если бы она не была такой беспросветной дурой…

И что будет с Вадимом? Одной выволочкой дело тут явно не обойдётся. Это ведь бесчестный поступок, и подлый, и не только по отношению к Ире. Ко всем! Это, считай, диверсия. Пусть это всего лишь Зарница, но, как говорит Денис, всё начинается с малого. Такое Вадиму точно не спустят. Наверняка его будут срамить на линейке и выгонят из лагеря. А еще ведь старшая вожатая работает в школе Вадима. А значит, и там все узнают про его подлость. Это же будет такой позор...

«Но он это заслужил! – упрямо сказала Ира, как будто спорила сама с собой. – Заслужил, чтобы его наказали и опозорили!».

Сказала и тут же снова расплакалась…

25

Ира почти спала, пережив, наверное, свою самую мучительную ночь. Ко всему прочему, ещё и с девчонками вечером поругалась. Хорошо хоть, Денис вовремя заглянул и неожиданно вступился за неё, а то Лидка, похоже, всерьёз уже собиралась пустить в ход кулаки. Во всяком случае, грозилась.

Когда накануне Ира, измученная, вернулась из оформительской в палату, девчонки как раз пришивали на футболки погоны. Света раз за разом колола пальцы иголкой и вскрикивала, потом отдала свою футболку Гуле.

– Ты классно шьёшь, пришей и мне.

Гуля с готовностью взялась помочь, а Света, забравшись с ногами на кровать, стала рассуждать о грядущей «Зарнице»:

– Денис сам не свой, и пацаны тоже. Можно подумать, они в детстве не наигрались в войнушку. Хотя… у Дениса свой интерес.

– Какой? – тут же отозвались девчонки.

– Да на театральном болтали, что у них с Павликом прямо война, мол, кто кого.

– Ну это и так видно, что они друг друга не переваривают.

– Так они ещё и за звание лучшего вожатого борются. Вот поэтому так и хотят победить.

– А ты, Свет, что ли, не хочешь победить? – спросила Лидка.

– Конечно, хочу! Но скакать по лесу весь день, если честно, мне не очень-то охота. Вон, хорошо наша Ирка устроилась – малюет себе что-то потихоньку, и никто её не трогает, никуда бежать не заставляет. Да, Кузнецова? Слушай, а это не ты случайно