Билли уставился на карту Гренландии, размышляя о словах Зака и многом другом.

– Значит, ты ни черта не знаешь о картах на женских спинах?

– Нет.

– Кто их сделал, для чего? Не знаешь, что они значат для Вроблески и зачем он собирает у себя этих баб? И что сделает с ними потом?

– Боюсь, что так. Я думал, ты знаешь.

– Если я правильно понял, при всей твоей образованности насчет карт, их назначения и материкового дрейфа, ты знаешь еще меньше меня?

– Ну-у…

Зазвонил мобильник Билли. Звонил Аким – урок картографии закончился.

– Выходит, я ошибся, Зак. Ты не умнее, чем выглядишь.

Зак остался наедине с телефоном и списком клиентов. Он размышлял, когда лучше связаться с Мэрилин, да и стоит ли вообще звонить. Не дождаться ли, пока она сама выйдет на связь? Тем временем можно немного ознакомиться с историей отеля «Телстар».

Вечером Мэрилин вернулась в «Сетку» одна. Хотя Зак говорил, что ходит в этот бар зализывать раны, а ран для зализывания у него сейчас было хоть отбавляй, его там не оказалось. Мэрилин почувствовала облегчение. Секс всегда все усложняет. Не стоило тащить парня в «Телстар». Интересно, долго ли он продержится, чтобы не позвонить? Наверняка недолго.

Сейчас бар выглядел менее гостеприимным и слишком переполненным – ни одного свободного места. Мэрилин купила себе коктейль и стоя пристроилась за пианино, где могла слушать игру Сэма – тот бренчал что-то меланхоличное. Музыка ее приободрила. Она опустила в банку для чаевых пару бумажек, а когда Сэм взял перерыв, предложила купить ему выпивку. Удивительное дело: если девушка предлагает парню заплатить за выпивку и проявляет интерес к его талантам, парень готов раскрыть тебе душу нараспашку. Сэм отодвинулся от пианино, Мэрилин присела рядом с ним на высокую скамейку.

– Мне один друг говорил, что ты раньше был полицейским, – начала она.

– Что за друг?

– Зак Уэбстер. Продавец карт. Заходит сюда иногда.

– У меня плохая память на имена. И на лица.

– Это не мешало работать в полиции?

– Намного меньше, чем другие недостатки.

– Правда, что ты составлял психологические профили?

– В Нэнси Дрю решила поиграть?

– Что, уже и спросить нельзя?

– Ты кто – авторша, журналистка? Документальное кино делаешь?

– Нет-нет, – поспешно заверила Мэрилин. Она припасла на этот случай одну-две легенды. – Я актриса.

Сэм окинул ее скептическим взглядом. В актрису он еще был готов поверить, но в то, что ее ждет успешная карьера – с трудом.

– Работаю над ролью, – добавила она.

– Леди Макбет?

В иных обстоятельствах она бы обиделась и включила мощную ответку. Но тут лишь сказала:

– Пьеса совсем новая, первый раз ставят. Мы актерскую мастерскую проводим, импровизируем. Нужен какой-нибудь исходный материальчик.

– Следователя играешь?

– Нет. Убийцу.

Сэм снисходительно улыбнулся.

– На убийцу ты не похожа.

– В том-то и дело.

– Чего ты тогда хочешь? Помочь тебе с мотивацией?

Сэм насмешливо фыркнул.

– А что? Разве копы не разрабатывают мотивы?

Сэм фыркнул еще раз, однако возражать не стал.

– Почему люди убивают – это мне как раз понятно. Хотелось бы знать, что они делают потом.

– А драматург ваш что говорит?

– То-то и оно. Он то и дело переписывает пьесу, вот я и пытаюсь дать ему какую-нибудь идею.

– Когда тебе дают, кто ж откажется. – Сэм взял пару разрозненных аккордов. – С иных убийц – как с гуся вода, продолжают жить как ни в чем ни бывало, – сказал он. – Ни тебе чувства вины, ни раскаяния. Ровным счетом ничего. Их в полиции называют социопатами. Или психопатами. Не помню уже, кто есть кто. Таких очень трудно поймать.

– Пожалуй, сыграть на сцене тоже.

Сэм преувеличенно пожал плечами, давая понять, что не ему судить.

– Другие убийцы, – продолжал он, – сразу же являются в полицию сами и во всем признаются. Никакого азарта.

– Для пьесы они тоже не годятся, – согласилась Мэрилин. – А если не являются, но испытывают нужду в признании?

– Кому? Священнику? Члену семьи? Только последний дурак способен довериться попу.

Или семье.

Мэрилин сладко улыбнулась, словно давая понять, что раскусила его напускной цинизм.

– А если записать признание? Как в дневнике? Такое может быть?

– Бывало. Сбрасывают груз с души, а совсем конченые таким образом даже заново смакуют подробности убийства.

– Ага, – сказала Мэрилин, стараясь придать тону увлеченность.

– Однако это глупая затея. Дневники нередко попадают в руки других людей, и те имеют привычку их читать.

– Даже если зашифровано?

– Слишком сложно. И маловероятно.

– А если дневник написать, а потом сжечь? Как акт жертвоприношения – очищение от грехов посредством огня.

– Нет, сгорит-то всего лишь дневник. Грехи никуда не денутся.

Пальцы Сэма вновь прошлись туда-сюда по клавишам, рассыпая церковные лады. Изможденный алкаш у стойки перекрестился.

– Может, нарисовать схему убийства? – предложила Мэрилин. – Вроде карты? Чтобы не говорить прямо: «Это я сделал». Смотря как ее составить – кто-то другой посмотрит и даже не поймет, что речь идет о преступлении. Не обязательно рисовать ножи, части тела, лужи крови. Убийцы так когда-нибудь поступают?

– Не сомневаюсь, что кто-то когда-то поступал.

– Ну так как? Героиня совершает убийство…

– Которую играешь ты?

– Да.

– Зачем согласилась?

– Из-за денег.

– Женщина-киллер? Знаешь, мне все труднее это себе представить, ну да ладно, продолжай.

– А потом она сходит с ума, волнуется, накручивает себя. Носится по улицам. Чтобы выбросить из головы мысли об убийстве, похищает с улицы первую попавшуюся женщину. Это ты можешь представить?

– Даже пытаться не хочу.

– Не выключайся, Сэм. Героиня затаскивает женщину в микроавтобус, привозит в подвал, привязывает ремнями, раздевает, достает татуировочную машинку и выкалывает на спине женщины карту со всеми подробностями убийства.

– Мне уже хочется сходить на вашу премьеру. А зачем ей это делать?

– Чтобы избавиться от навязчивых мыслей. Чтобы признаться. Убийца чувствует облегчение. А татуированная женщина возвращается на улицу. Состояние взвинченности проходит. Потом, через некоторое время – не знаю, какое, – женщины с татуировками снова обнаруживаются. Ну как?