Да и не только ябедничество можно было бы вменить в вину моей подруге. Что-то я всё чаще выступаю в роли этакого душевного археолога, который добирается до таких глубин когда-то происшедшего, что просто мурашки по коже.

Всего три года назад. У меня день рождения. Сорок лет. Вроде, не такая уж и глубина, но видимо я постаралась об этом забыть. И хотя в последнее время появилось столько дурацких примет – вроде того, что сорокалетие не празднуют – нескольких человек я в этот день домой пригласила. Естественно, гости вставали и один за другим, говорили хорошие слова – а что, это тоже подарок, пусть и нематериального свойства. И вот берёт слово Илона. Встает из-за стола и говорит:

– Юлиана. Ты такая мерзкая, такая толстая…

Вот, вот когда в первый раз услышала о себе, что я толстая. А почему не обратила на это внимания? Я и прежде знала, что на Илону накатывают приступы дурного настроения, и при этом она впадает в такой раж, так несёт близких по кочкам, что потом ничего не помнит. То есть, она так говорила. И мы все верили. Типа, у Илоны очередной приступ, что с неё взять!

– … но при этом рядом с тобой такой классный мужчина…

Но тогда я всё-таки остолбенела от неожиданности и некоторое время не могла прийти в себя, чтобы как-то отпарировать такой прямо-таки подлый удар под дых. Вот когда нужно было обратить внимания не только на Илонину беспардонность, но и на её слова насчет меня толстой. Значит, мне замечали так или иначе, что я поправилась. Но я не обращала на это внимание. Не хотела обращать. Я услышала слово – мерзкая. И застопорилась. От неожиданности не могла ничего сказать.

Помнится, её муж Илону одёрнул. Не слишком вежливо, конечно.

– Заткнись, дура! Совсем спятила.

И я даже после такого высказывания объяснила себе это тем, что Илона просто так несмешно пошутила. Мол, врач на больных не обижается. Или что у неё почему-то плохое настроение, вот она и вымещает его на всяком, кто под руку попадётся. Даже на имениннице… И простила ей это. Знать бы, почему?

Иван заметил, что я усмехаюсь каким-то своим мыслям, и спросил:

– Что-то вспомнила?

Однако, не так я ему безразлична, как стараюсь себя уверить. Привычка свыше нам дана, замена счастию она. Только и всего. Я просто об этом раньше не задумывалась.

– Вспомнила. Речь Илоны на моем сороковом дне рождения.

– Я тогда думал, ты устроишь ей скандал.

– Но ты ничего мне не сказал. Между прочим, как и ей.

– Ты же знаешь мою позицию: не тронь «г» – не будет «в». Тогда всё и обошлось. А то, что ты только теперь об этом вспомнила… и, по крайней мере, не слишком расстраиваешься, значит, тебя её слова не слишком и задели. Главное, выводы правильные делать.

– И какие же?

– Твоя подруга тебе завидует. Черной завистью.

Я прямо обалдела. Хорошо, что была не за рулем.

– Но в чём мне завидовать? Живем мы материально не лучше других, со средними доходами… Вёртышевы гораздо богаче нас. У них прекрасная дочь…

– Разве ты не знала, что её Федор хотел сына? А у него в первой семье детей не было, во второй – дочь, и в этой дочь. Он ей все мозги прогрыз: роди мне сына, да роди мне сына. Но Илона больше рожать не захотела. Зато у нас с тобой – двое сыновей!

Муж сказал это не без гордости, но в то же время с расстановкой, как будто он только что это осознал.

– А ещё что? Вернее, что ещё Илону заедает?

– То, что мы с тобой – почти ровесники, а Федор на пятнадцать лет старше. Она морщится, когда о нём говорит. Мол, что с него взять, он же старый…

– А когда она за него выходила, об этом не знала? Или тогда разница между ними меньше была?

– Просто, для некоторых, в чужих руках даже утка гусем кажется. И хочется этого гуся с руками оторвать!

– То есть… – если мне не показалось, в снисходительности Ивана что-то такое было… Совсем незаметное, почти неосязаемое, но я вдруг спросила в лоб подсказанное интуицией. – А это случайно не Илона тебе свитер подарила?

От неожиданности он вздрогнул, и «форд» рыскнул на шоссе.

– Откуда ты взяла?

Прозвучало неискренне. Не только мой муж знает меня, и я его – тоже.

– Логически вычислила. Если, как ты говоришь, Илона мне завидует, что она должна сделать?

– Не знаю.

– Не придуривайся. Она должна сделать мне плохо. Заставить ревновать, страдать. Небось, нарочно подарила тебе такую вещь, которую просто так не спрячешь. Почти интимную.

Нашла интимную вещь – свитер!

– Да, я и сам не пойму, чего она ко мне привязалась! – с досадой выпалил Иван. – Я никакого повода ей не давал. И потом, мы столько времени знакомы, что питать какие-то чувства друг к другу… Всё равно, что к сестре.

– И тем не менее, ты ее не оттолкнул.

– Не оттолкнул, – закряхтел он.

И остановил машину возле какого-то кафе.

– Ты чего?

– Зайдем, поговорим, раз уж ты сама разговор завела. Я, знаешь ли, даже рад. Поймала меня за одно место эта Илона, а теперь ещё и шантажирует: смотри, я всё Юлиане расскажу!.. Лучше уж я сам. Расскажу, как на духу. А то она ещё и прибавит то, чего не было…

Ещё по дорожке к этому кафе на меня что-то напало. Идти ни на какие разговоры не хотелось, а внутренний голос прямо вопил: «Что ты делаешь, зачем эти выяснения, ничего хорошего из этого не выйдет!»

Мы сели за столик. Иван взял мне бокал сухого «каберне», а себе грейпфрутовый сок. И орешки «кешью», которые мы любили оба.

– Не нужно мне это было, понимаешь? Но, видимо, мужчины так устроены: если кое-что само плывёт в руки, то почему бы не попользоваться.

– Ну и как, попользовался?

– Больше понты, – сказал он нарочито грубо. – И сравнивать нечего, моя жена лучше…

Идиот! Несмотря ни на что, он всё-таки нас сравнивает…

– … Да и она зануда ещё та! Как только с нею Федор живёт? Всё время ноет, чего-то требует. Не так на неё посмотрел, не то сказал…

Мамочки, и это происходит в образцовой семье! Почему он думает, что я в состоянии спокойно его исповедь слушать? А я ведь могла ничего и не узнать… Получается, клубок начал разматываться только потому, что я среагировала на обидное замечание какой-то посторонней женщины. Это было просто последней каплей. Мне стало страшно, но я запретила себе подавать вид. А делала вид, что мне всё интересно, и даже задавала наводящие вопросы.

– Где же вы с нею встречались?

– В отеле почасовом. Их сейчас по городу столько развелось! Два-три часа – тысяча рублей.

Иван не врубался. Он так обрадовался возможности выпустить пар, снять со своих плеч неудобную ношу… И для чего? Для того, чтобы тут же взгромоздить её на мои плечи.