Удивительно, правда?! Лена согревала льдинки руками еще до того, как поняла, что внутри них находится что-то живое.

Рассказ Лены — замечательный пример «душевного» отношения к болезни и взаимодействия с ней. В этом отношении не было и следа агрессии. Кто знает, что случилось бы, если бы она решила, например, бить льдинки молотком? Примеры таких действий встречаются довольно часто, ведь, как объясняют детям, лечение — это война, а во время войны агрессивны обе стороны.

Лед, холод — что им противостоит? Тепло. Согревая льдинки теплом своих рук, Лена смогла вступить в непосредственный, прямой диалог с болезнью, и такое «теплое», «сердечное» отношение помогло ей открыть за льдом и свое собственное сердце.

Можно было бы взяться за выяснение «глубинных» причин появления этого льда на сердце. Возможно, тому виной стал недостаток тепла в семье, или дефицит понимания со стороны сверстников, или эмоциональная закрытость самой Лены. Может быть… Но не это интересует нас сейчас. Лена поставила перед собой конкретную цель — выздоровление и свое участие в нем. Именно эта цель и это участие потребовали от нее личностных изменений, которые, возможно, оказались ключевыми в решении ее проблем со здоровьем. По словам Лены, за время лечения изменились ее отношения со сверстниками: она стала «более терпимой к недостаткам других».

Лед, тепло, сердце, радость… Чтобы показать, универсальность образов, возникших у Лены, хочется привести похожие описания, некоторые смысловые параллели, встречающиеся и у святых отцов, и у богословов, и в литературе, и в фольклоре.

По свидетельствам людей, «живших глубочайшей духовной жизнью, при добром и благодатном устроении души ощущается в сердце тихая радость, глубокий покой и теплота… Напротив, воздействие на тело духа сатаны и слуг его рождает в нем смутную тревогу, какое-то жжение и холод…»[120] «Жизни сопутствует тепло, смерть холодна»[121], — писал митрополит Антоний Сурожский.

Вспоминается также и «холод на сердце» и «холод на душе», о которых мы часто говорим. И сказки… Помните зеркало злого тролля из сказки «Снежная королева»? Оно разбилось на множество осколков, и если они попадали в сердце человека, оно превращалось в кусок льда! Что и случилось с Каем. А как Герда исцелила его, помните?

«…Герда заплакала, горячие слезы ее упали Каю на грудь, проникли ему в сердце, растопили ледяную кору, и осколок растаял»[122].

Как видим, символические связи между теплом и жизнью, с одной стороны, и холодом, льдом и смертью — с другой, широко представлены в культуре. И каждая такая связь, как нить, ведет нашу мысль к совершенно иным выводам, чем рассуждения о том, что при ЛГМ «среди лимфоцитов преобладают Т-клетки, а среди них клетки С+ с фенотипом Т-хелперов/Т-супрессоров…»

Тяжело болеющий ребенок оказывается вне быта, но не вне бытия. Болезнь обнажает такие пределы и глубины человеческой жизни, от которых нельзя отвернуться или убежать. Ребенку открывается другая сторона «обычной» жизни, ее «подкладка». А может, ее основа? Процесс «изоляции от» должен превратиться в «углубление в», то есть в себя, в иную жизнь. Вспомним слова папы Саши:

«…в лице, глазах ее было нечто, отличающее Сашуню от других детей, — таящаяся серьезность и отблеск пережитого»[123].

Углубление может быть чревато «самокопанием», депрессией, замкнутостью на себе, а может вывести на иной уровень отношения к жизни, который, возможно, никогда и не был бы достигнут, не случись эта болезнь. Слова Изабель — как раз пример примирения с ситуацией, свидетельство приближения к единству простоты и истины:

«…меня иногда радует то, что я могу радоваться какому-нибудь пустяку»[124].

Жизнь ребенка разделилась на два периода: до и после. Первый — обычный, «нормальный». А второй? Он совсем иной. Значит ли это, что он хуже? Переживания, связанные с болезнью, наполняют жизнь не только болью и отчаянием. Иначе нельзя понять, как тяжело болеющий ребенок может сказать такие слова:

«…собственно в нормальной жизни я никогда не была так счастлива, как сейчас…» [125]

Помните, как начинается для ребенка история болезни: «Прощай волюшка!» Пропасть между прошлым и настоящим, страх перед неизвестным будущим и невозможность вернуться в спокойное прошлое. А теперь, благодаря болезни, ребенок открыл для себя новые пространства смыслов. Они не просто освободили его от тесноты и мрака, привнесенных болезнью, но, более того, даровали ему новое чувство, которое возможно даже назвать счастьем:

«Больше всего на свете я мечтаю выздороветь. Хотя, на самом деле, в чем-то я могу быть благодарна своей болезни.

У меня произошла переоценка жизненных приоритетов, система ценностей кардинально изменилась. Я научилась ценить то, что раньше казалось само собой разумеющимся, научилась любить каждую секунду своего существования.

И я думаю, это сильно поможет мне в будущем. Ведь, как пишет один из моих любимых поэтов Эдуард Асадов:

Это слова «обычной» девочки-подростка из «обычного» отделения онкологии «обычной» больницы. Понять болезнь как ценность, несмотря на вызванные ею неудобства, боль, переживания, — это поступок, личный подвиг ребенка. Подвиг этот, да и сама возможность его совершения, теснейшим образом связаны с его верой. Порой настолько гармоничной и простой, что даже родители не сразу осознают ее, воспринимая как что-то совершенно естественное:

Мама восьмилетнего Сергея, жалуясь, перечисляет:

— Дома он не хочет учиться, не хочет заниматься, стесняется выходить на улицу.

Потом она вдруг останавливается и говорит, словно удивляясь собственным словам:

— А вот в храм ходит и на службе стоит с удовольствием.

* * *