Холод касается кожи на пояснице, когда Алек, потянув петлю на джинсах, рывком привлекает меня ближе к себе и просовывает за пояс пистолет.

Алек продолжает смотреть на меня этим голодным, тёмным взглядом. И я почти взрываюсь от напряжения моего тела, прижатого плотно к телу Алека. Его желание в глазах полностью зеркалит моему. С чего бы ни начался этот момент, он слишком горяч, чтобы думать о чём-то ещё, кроме всепоглощающих мыслей, сосредоточенных только на ощущениях. Мы не двигаемся и не срываемся, потому что сдержанность лишь усиливает напряжение, по которому, уверена, мы скучаем вместе с ним одинаково.

Наконец, Алек сдаётся и отходит первым, я вижу в его глазах всю муку того, что именно ему приходится быть сейчас стойким.

— Ты хотела, принцесса, участвовать в этом. Не делай так, чтобы я пожалел, что не оказался достаточно сильным, чтобы устоять перед твоими хитростями и игрой на моих чувствах.

С этими словами он отворачивается обратно к багажнику, а всё, о чём могу думать я, это то, как дрожит моё тело. И не только от того, что было секунду назад, или из-за того, что к моей кожи прижато холодное оружие. Я боюсь, что рано или поздно настанет момент, когда другого выхода, кроме как воспользоваться им, у меня не будет.

Я не ступала на этот путь осознано, этот путь сам выбрал меня.

Я продолжаю нервно мерить территорию шагами, ни на секунду не останавливаясь. Белое полотно снега под моими ногами уже полностью сравнялось и уплотнилось, не оставив ни единого сугроба, разрушением которых я умудрялась развлекать себя первые несколько часов.

Алек дважды уже пробовал подобраться поближе к Базе, но каждый раз у него не получалось даже осмотреть, насколько большая её территория. Не получалось сосчитать полное количество патрульных и вообще понять, нужное ли это место. Он возвращался, мы пережидали какое-то время в машине, а затем он снова оставлял меня на обусловленном месте и уходил. И с каждым его уходом я чувствовала себя всё более неспокойно. Он становится более одержимым своей затей, что только затмевает в нём здравый рассудок. Это тревожит меня, и передо мной назревает одна цель — увезти его подальше отсюда.

Последний раз я уже была готова пообещать, что никогда в жизни не пойду против его указаний. Буду сидеть дома, а он спокойно сможет брать с собой тех, кто будет способен его вразумить. Того, к чьему мнению он может прислушаться, поддерживаемого опытом и знаниями. Я просто прошу отвезти меня обратно в наш уютный домик, намереваясь придумать какую-нибудь хитрость, способную отдалить его от этого места.

Но он всё равно уходит, обещая, что этот раз будет точно последним. Однако, когда он снова стоит передо мной, я уже знаю, что Алек не собирается сдерживать обещание. Его глаза даже в сумерках горят диким огнём решительности.

— Всё это не то, — говорит он мне, проводя ладонями по лицу, выглядя вымотанным и усталым.

— О чём ты? — не совсем понимаю его.

Алек довольно раздражён. Так, когда всё валится из рук.

— Эта База даже близко не похожа на ту, где тебя держали. Больше территория, двойной высокий забор, люди патрулируют внешний периметр, больше смотровых вышек… — Алек молчит, упираясь руками в бока и оглядывается. — Если это База Виктора, то здесь происходит что-то на самом деле серьёзное.

У меня в груди ёкает, когда молниеносно проносятся мысли, кого здесь могут держать, но стараюсь не зацикливаться на них.

— Что ещё раз приводит к тому, что Елая сказал правду, — голос удерживаю твёрдым, чтобы привлечь на себя внимание Алека. — Нам больше ничего не нужно выяснять сейчас, Алек, — говорю, когда он смотрит на меня. — Уедем домой, там будем думать, что делать дальше.

— Нет, — отрезает он.

И я понимаю, что этот ответ на всё. Он не хочет сдаваться, не собирается спорить и не желает верить Елаю на слово.

Я совершаю ещё одну попытку.

— Сам подумай, зачем Елаю нас обманывать? Я уверена, что ему известно больше, чем он решил поделиться сразу.

— Я на собираюсь доверять ни единому его слову, тем более, работать с ним, после того как он приставил лезвие к моему горлу, — кидает Алек небрежно, точно пытается сбросить с себя это противнейшее воспоминание.

И я понимаю, наконец, в чём заключается основная причина его действий. Алек просто не хочет принимать того факта, что здесь действительно находится База Виктора. Он хочет доказать обратное — что Елая лжёт.

— А может причина в том, что он вообще смог приставить его к твоему горлу? — озвучиваю я догадку, утомлённая его упертостью, но не обдумываю до конца последствия.

Алек резко останавливается, его острый взгляд мог бы вполне разрезать меня надвое.

— И на что ты намекаешь?

Я вздыхаю, прикрывая глаза. Господи, ну кто ж меня постоянно за язык тянет?

— Ни на что, — говорю, пытаясь передать мягкостью в голосе сожаление. — Просто давай отправимся домой, Алек, — почти умоляю я. В груди всё переполошилось, мне по-настоящему неспокойно, особенно, когда гляжу на Алека, явно настроившегося на какую-то глупость. — Нам больше здесь делать нечего. Даже если Елая обманул, что с того? Мы можем похоронить эту идею и жить дальше, где-нибудь…

Тут я осекаюсь, потому что взгляд Алека достигает сверх удивления. Я вижу, что он так и готовится выдать нечто колкое, но что-то его внезапно останавливает.

— Я уже не смогу уйти в закат, даже если сильно этого захожу, — вместо сарказма выдаёт он. — Мы уже развязали войну, вскрыли все тайны наших старейшин и раздразнили Орден. Если мы сбежим, то придётся бежать всегда, а я точно не хочу так провести остаток жизни вместе с тобой. Постоянно бояться, что ты не вернёшься в следующий раз с пробежки, будет убивать меня ежедневно, понимаешь?

Понимаю.

Его слова бьют прямо в цель, моё сердце крошится в дребезги. Я осознаю, что не одной мне нужна реабилитация, после произошедшего. Не только я провела эти недели словно в аду. И если мой закончился освобождением, ад Алека по-прежнему продолжается.

Я прикрываю глаза, чтобы совладать собой: мне нужны какие-то особенные слова, способные помочь ему, но когда открываю их, так ничего стоящего в уме не появляется. Поэтому просто делаю шаг, чисто машинальный.

— Алек… — И тут я замечаю их: группу людей, подбирающихся и нацеливающих на нас оружие: — Алек, осторожно! — кричу, пытаясь хоть что-то предотвратить.

Но уже поздно — по нам начинается обстрел. Я впадаю в ступор, не совсем понимая, в какую сторону двигаться. Поднимается крик, шум… а затем рука обхватывает мою талию. В считаные мгновения спина прижимается к дереву, а Алек смотрит на меня безумно дикими глазами, стоя вплотную ко мне.

— Ты не ранена? — тут же спрашивает он, осматривая меня.

Я быстро качаю головой, даже не успев проанализировать, не испытываю ли боль на самом деле. Но потом понимаю, эту боль я не спутаю ни с чем.