Я снова открываю рот: господи, если он о том, чтобы самому вести машину, да ради…

Елаю на этот раз хватает одного взгляда, такого, которому позавидовал бы даже Алек.

— Ты должна пообещать, что уедешь отсюда ровно через три минуты, как я уведу их, — внезапно для меня озвучивает парень, и я наконец запутываюсь основательно. Он собирается рисковать собой?

— Зачем тебе это?

Он небрежно пожимает плечом:

— Я же твоя фея-крёстная.

Это должно звучать как шутка, но сталь в его голосе не даёт мне расслабиться. Я хмурюсь, пытаясь понять, где подвох.

— Время идёт, — настоятельно предупреждает Елай, и я полностью плюю на все его мотивы, даже если они вызывают подозрения.

— Договорились, — бросаю поспешно и нетерпеливо смотрю на него.

Он словно что-то проверяет, вглядываясь в мои глаза.

— Три минуты, — повторяет Елай, затем буквально из неоткуда протягивает мне маленькую серебреную штучку.

Я тут же тянусь за ней, но голубоглазый резко закрывает ладонь.

— Э! — отдёргивает он.

Моё терпение на исходе. Горячо дышу, меча в парня раздражённый взгляд. Но ему до него нет никакого дела, Елай смотрит на меня так, словно я ему что-то должна. И слава богам, до меня быстро доходит.

— Три минуты, обещаю.

— При любых обстоятельствах, — добавляет он, и я закатываю глаза.

Конечно, я уеду…

Мой рот открывается в внезапном сокрушении. Не хочет же он…

— Время, Лена, — давит этот негодяй, явно намекая на Алека.

И мне ничего не остаётся сделать, кроме как сквозь зубы вновь повторить это раздражающее:

— Договорились.

Серебреная штука наконец в моих руках, я уже почти метнулась в сторону машины, как неожиданно Елай что-то достаёт из моего кармана. Мгновение требуется, чтобы понять, что это пистолет.

Он машет им.

— Мне нужнее, чем тебе.

Тут я даже не спорю.

— Обещаю: если меня снова схватят, — начинает он, пока я иду к водительскому сидению, — я найду вас обоих в аду и никогда уже не оставлю. Поверь. Худшего наказания просто не может в принципе существовать.

На мгновение я останавливаюсь и смотрю ему в глаза. Мне не даёт покоя его странный, нацеленный на что-то неведомое мне взгляд. Я за это ещё заплачу, тут я даже не сомневаюсь.

Глаза голубоглазого зажигаются ярким неоном, затмевающим собой всё просто вокруг него, и он мне быстро подмигивает. Его ухмылка выглядит зловеще в темноте. А потом он резко разворачивается и устремляется в направлении преследователей, а я, выдохнув все нехорошие предчувствия вместе с воздухом, наконец влетаю в салон автомобиля, молясь, чтобы у меня в принципе были ещё эти три минуты.

Снять куртку, открыть кран, отмыть кровь.

Кровь…

Мой взгляд упирается в одну точку, тупо таращась на белую, блестящую поверхность раковины, которую окрашивает струями бледно-алой ледяной воды, омывающей мои руки.

Я не чувствую холода, не чувствую своего тела, не чувствую вообще ничего.

Перед глазами мелькают воспоминания, но такие смутные, словно это не со мной всё происходило за последний час. Я не знаю, кто управлял моим телом. Не знаю, кто была та девушка, которая стойко расстёгивала куртку Алека, поднимала пропитанную кровью футболку, оголяя ранение, и шептала ему слова, говоря, что всё будет в порядке и он выживет обязательно, словно он мог меня действительно слышать.

Пуля была изъята за минуту, в следующую я уже всеми возможными и невозможными силами сражалась с непобедимыми сугробами, пытаясь без промедлений выехать на ровную дорогу. Мне не хватало для этого ни умений, ни теоретических знаний, но зато во мне присутствовало желание выжить. А главное — желание, чтобы выжил Алек. Поэтому уже через три минуты я мчалась по трассе, даже не думая хоть раз бросить взгляд на спидометр или ослабить давление ноги на газ. Сжимала что есть мочи руль и просто ехала вперёд, постоянно отдёргивая себя от желания повернутся к Алеку. Я приковала глаза к дороге, думая лишь о том, что мне нельзя впускать в голову ни одной мысли про то, что он рядом истекает кровью.

Пока я впервые не опустила взгляд на свои руки. Это был момент страшного оцепенения, рядом со мной словно разом всё потухло: за окном проносились с бешеной скоростью тёмные стены деревьев, впереди мелькали фары встречных автомобилей, а я только и делала, что смотрела и смотрела на свои руки, покрытые засохшей кровью Алека…

Я остановила машину. Первые секунд тридцать были самыми ужасными, внезапно на меня нахлынула вся мощь произошедшего. Тело затрясло, из глаз вновь хлынули слёзы, и я ничего не смогла поделать с рвущимися наружу рыданиями. Мне потребовалось выйти на холодный воздух, просто на минуту сбежать, словно даже минимальное расстояние могло помочь отстранится от реальности.

Как доехала до снятого на выходные домика не помню, Алек по-прежнему находился без сознания, и мне пришлось несколько минут сидеть в машине, подлавливая момент, когда вокруг никого не будет. Всё это время действовала на автомате, точно безэмоциональный робот, способный выполнять только чёткие действия.

Войти в дом, уложить на кровать, снять пропитанные кровью вещи, проверить затянувшееся ранение, снять куртку, открыть кран, отмыть кровь.

Кровь…

Смотрю в умывальник, на прозрачную, ледяную струю воды и чистую кожу рук. Больше ничего нет, но произошедшее никуда не исчезает. Оно сидит в груди и давит, давит, давит… Отхожу от раковины и опираюсь спиной о противоположную стену. Размеренно и глубоко вдыхаю, прикрывая глаза, и медленно скатываюсь по кафелю, садясь прямо на пол ванной комнаты. Мне не больно, нет, я даже не знаю, как описать это распирающее грудную клетку чувство. Злость? Гнев? Ярость?..

Ооо, да, я определённо в ярости. В самой что ни на есть дичайшей ярости.

Я злюсь на Алека, как никогда раньше. Злюсь за то, какой он упёртый и самовлюблённый. Но ещё больше я злюсь на то, что безумно люблю в нём даже эти чёртовы качества, которые привели его к ранению, и могли бы привести к смерти, не будь Елай рядом. Я не углубляюсь в раздумья, задаваясь вопросами, что он там делал. Нет, какими бы странными ни были причины, я благодарна ему за них. Только подумать, что было, если бы Елай являлся нормальным…

Нет, об этом я думать точно не буду. Всё закончилось, закончилось, закончилось.

Из груди вырывается прерывистый выдох, к горлу вновь подбираются рыдания, уговаривающие меня сорваться и просто вдоволь наплакаться, пока не начну ощущать пустоту. Но я не поддаюсь уговорам. Облегчения срыв не принесёт, сейчас этому могут помочь только открытые, невероятно глубокие глаза Алека, в которых я смогу раствориться и пропасть.