Мы вышли из машины и стали искать Ярослава в парке. Он оказался почти рядом с нашим припаркованным такси и сидел на снегу, прислоненный спиной к скамейке. Выглядел Ярослав ужасно. Куртка была кое-как наброшена ему на плечи, шапки, шарфа и перчаток не было. Голова была немного откинута назад, и, если бы не его лежащий на скамейке рюкзак, на который она опиралась, выглядела бы оторванной. Из носа и левой брови, благодаря холодной погоде, все еще осторожно сочилась кровь, весь левый глаз затек, на шее и чуть выше виска виднелись рваные порезы и ссадины и все костяшки на обеих ладонях были разодраны. Он тяжело дышал. Мобильный телефон, к моему удивлению, Ярослав держал самостоятельно.

— Ярослав… боже мой… — от увиденной картинки на глаза набежали слезы и дрогнул голос, — что же ты делаешь с собой…

Он с трудом повернул голову и посмотрел на меня. На секунду мне показалось, что он меня не узнал.

— Прости, — хрипя, ответил он.

— Помогите мне, пожалуйста, — я повернулась к водителю.

— Девушка, он же мне всю машину перепачкает. Давайте-ка вы на общественном транспорте, — хотел было ретироваться водитель.

— Я заплачу Вам пятьдесят лат, если поможете мне и довезете нас до Олайне.

— Нет… к Пашке… — приглушенно сказал Ярослав.

— В Агенскалнс, — я вопросительно посмотрела на водителя, который явно прикидывал свою чистую выручку и стоит ли связываться с нами.

— Хорошо, — наконец ответил он.

Я наклонилась к Ярославу и, аккуратно подняв его голову, вытащила из-под нее рюкзак и забросила его себе на плечо. Вместе с таксистом мы подняли Ярослава на ноги, и, взяв его под руки, медленно повели к машине. Его тут же несколько раз вырвало.

Я с Ярославом села на заднее сиденье, и он почти сразу потерял сознание. И только тут я вспомнила, что не знаю точного адреса Павла. Таксист поехал по направлению Агенскалнса, а я стала искать номер телефона Паши в мобильном Ярослава. Когда он снял трубку, голос у него был такой сонный, что я сначала решила, будто он мертвецки пьян. Павел не сразу понял, кто я и о чем пытаюсь ему сказать.

— Так, девушка… давайте еще раз и медленнее, — разгоняя последние остатки сна, четко сказал он.

— Меня зовут Мария, я… знакомая вашего брата Ярослава. Он пьян, его сильно избили, он наотрез отказался ехать в больницу и сказал везти его к вам домой, но я не знаю вашего адреса.

— Я живу на улице Эрнестинес 26, но я сейчас в больнице Страдиня, у меня дежурство. Второе подряд…

— Я могу привести его к вам в больницу? Мне кажется, ему нужно сделать рентген и томографию головы и что там еще… он…

— Вы врач? — с удивлением спросил Павел.

— Нет, просто у Ярослава явные повреждение головы, он довольно тяжело дышит, его вырвало и минуты три назад он потерял сознание.

— Ясно, — Павел на секунду задумался. — Привозите его в приемный покой, я буду вас там ждать.

— Хорошо, — я хотела положить трубку, но Паша спросил:

— Маша, вы очень спокойно и стойко держитесь… вы уже вытаскивали его из такого состояния?

— Нет, — ответила я и почувствовала, как от страха засосало под ложечкой, — а с ним такое не в первый раз?

Павел замолчал, явно подбирая слова, чтобы ответить.

— Ему нельзя много пить. Бывает, когда он сильно выпьет… одним словом, ему кажется, что он в другом месте и… при других обстоятельствах.

— Вы имеете в виду в Косово?

— А что вы об этом знаете? — Павел был явно удивлен моей осведомленностью.

— Многое, — уклончиво ответила я. — Так он, поэтому подрался…

— Ну, это надо будет у него узнать… но скорее всего, да. Через сколько вы будете? — спросил Паша.

— Минут через пять-семь, мы уже почти у Вантового моста, — я посмотрела в окно, — дорога пустая.

— Хорошо, я жду вас, — Павел положил трубку.

Я взяла Ярослава за руку и легонько сжала ее.

— Потерпи еще немного… сейчас тебе помогут… — тихо сказала я ему и погладила его ладонью по щеке и голове, — что же ты делаешь с собой…

Я знала, что прошлое тяготит его, но только в те минуты, пока мы ехали в больницу, поняла и почувствовала насколько ему плохо от этого прошлого и какую страшную кару он сам себе придумал в наказание за то, что делал в Космете. Раз за разом проживать то, что было с ним там и не иметь возможности ничего исправить или изменить. Понимать это, и опять проживать все заново, заставляя себя страдать еще больше.

Когда мы подъехали к больнице Страдиня, Павел уже ждал нас у входа. Я вышла из такси и с его помощью уложила пришедшего в себя Ярослава на каталку. Паша тут же завез его в приемный покой и подозвал явно ожидавшего нас фельдшера.

— Эй, а деньги, — крикнул мне водитель, когда я направилась вслед за Павлом.

— Ах, да… — я сосредоточено вытащила из своей сумочки кошелек и нашла две двадцатилатовые купюры, а так же наскребла восемь латовых монет в кармане и сумке. — Вот.

Я протянула их таксисту.

— А еще два лата? — не отставал он.

— У меня больше нет… — как-то отстраненно пробормотала я, думая о том, куда повезли Ярослава и где мне сейчас его искать, да и надо ли искать, может быть лучше домой поехать. Я машинально посмотрела на часы, которые показывали половину десятого.

— Как это нет? Мы договаривались за пятьдесят лат, — продолжал наседать на меня водитель. — Посмотрите, вы мне все заднее сиденье испачкали кровью и грязным снегом.

Переключив внимание на таксиста, я поняла, наконец, что он требует еще деньги, которых у меня не было, и разозлилась. Хотя, конечно, он был прав, мы договаривались о другой сумме. Я порылась в сумке и вытащила новый носовой платок.

— На! — довольно грубо сказала я ему. — Сотрешь грязь с сиденья. У меня нет больше денег. Ты и так получил почти в три раза больше за