class="p1">Вирт сказал, что у него четыре лагеря уничтожения и что около 5000 евреев работают над уничтожением других евреев и присвоением их собственности. Чтобы привлечь евреев к этому делу уничтожения и ограбления их братьев по расе и вере, Вирт предоставил им всевозможные свободы и, так сказать, заинтересовал их материально, позволив грабить жертв. В результате и состоялась эта пышная еврейская свадьба.

Затем я спросил Вирта, как он убивал евреев с помощью этих своих еврейских агентов. Вирт описал всю процедуру, которая каждый раз совершалась как в фильме.

Лагеря уничтожения находились на востоке генерал-губернаторства, в обширных лесах или на нежилых пустошах. Они были построены как потемкинские деревни. У людей, прибывавших туда, складывалось впечатление, что они оказались в городе или в поселке. Поезд приезжал на бутафорскую железнодорожную станцию. После того как сопровождающие и бригада поезда покидали это место, вагоны открывались и евреи выходили. Их обступали евреи из тех самых рабочих отрядов, и комиссар уголовной полиции Вирт либо кто-то из его представителей произносил речь. Он говорил: «Евреи, вас доставили сюда в порядке переселения, но прежде, чем мы организуем это будущее еврейское государство, вы, конечно, должны научиться работать. Вы должны получить новую профессию. Здесь вас этому научат. Первым делом каждый из вас должен раздеться, чтобы вашу одежду можно было продезинфицировать, и вы сможете принять душ, чтобы в лагере не вспыхнула эпидемия».

После того как он таким образом успокаивал своих жертв, они отправлялись в путь по дороге смерти. Мужчин и женщин разделяли. В первом пункте они должны были оставить шляпы; в следующем — пальто, рубахи и так далее, вплоть до обуви и носков. Эти пункты были фиктивными раздевалками, и каждому там выдавали номерок, чтобы люди поверили, будто смогут получить свои вещи обратно. Другие евреи должны были принимать эти вещи и подгонять новоприбывших, чтобы у них не оставалось времени на размышления. Все это работало как конвейер. После последней остановки они заходили в большую комнату, им говорили, что это душевая. Когда заходил последний, двери закрывали и в помещение подавали газ.

Когда смерть наступала, включались вентиляторы, а когда воздух очищался, двери открывали, и еврейские рабочие убирали тела. С помощью специальной процедуры, которую придумал Вирт, их сжигали на открытом воздухе, не используя горючее.

Возникает вопрос: когда Морген сообщал суду во Франкфурте о посещении газовых камер на рубеже 1943–1944 гг., почему он не засвидетельствовал, что знал о них с конца лета из рассказа Кристиана Вирта? Ответ: сообщение Моргена о его встрече с Виртом, которое он сделал в Нюрнберге, было сильно приукрашено.

Вот как он рассказывает о том, что знал об операции «Рейнхард», Корпусу контрразведки[326]:

Насколько мне известно, операция «Рейнхард» включала в себя изъятие ценностей евреев с восточных территорий. Я не знаю, касалось ли это только ценностей убитых евреев, было ли это то, что называлось «ограблением мертвецов» либо евреев вообще. Я скорее допускаю последнее. Я не занимался этой операцией официально. Я не видел никаких приказов о ней, но название «Операция "Рейнхард"» время от времени всплывало в ходе моих расследований. Напомню, что мои расследования касались коррупционных преступлений в концлагерях, которые дали мне повод перейти к незаконным убийствам. Таким образом, коррупция и убийство слились воедино, и операция «Рейнхард» оказалась одним из наиболее продуктивных ответвлений.

Но если бы Морген был направлен к Вирту как к ответственному за безумную еврейскую свадьбу и если бы Вирт посвятил его тогда в тайны операции «Рейнхард», речь не шла бы о том, что это название время от времени «всплывало» в ходе его расследований, и при этом Морген с самого начала не связывал бы операцию «Рейнхард» с «незаконными» убийствами, которые он уже расследовал, — с разовыми убийствами свидетелей. Скорее, он догадался бы, что операция «Рейнхард» — совершенно беспрецедентная система массовых убийств, не связанная с относительно заурядными преступлениям в Бухенвальде.

И действительно, нюрнбергские показания Моргена о его беседе с Виртом выглядят непоследовательными. Относительно еврейской свадьбы он говорит: «Я спросил его, почему он разрешает солдатам охраны делать такие вещи, и тогда Вирт открыл мне, что по приказу фюрера он должен уничтожать евреев». Такое откровение лишено логики. Вирт разрешил еврейскую свадьбу как средство укрепления морального духа в аэродромном лагере, который не был лагерем уничтожения. Вирт мог бы объяснить эту свадьбу, не описывая, что происходит в газовых камерах других лагерей и что было абсолютно секретными сведениями.

Нюрнбергское свидетельство Моргена о встрече с Виртом не только озадачивает само по себе, но и противоречит показаниям, которые он давал впоследствии. На послевоенном процессе по делу Освальда Поля Морген говорил, что ему понадобилось от четырех до пяти месяцев, чтобы найти «первые следы» истребления евреев, — от четырех до пяти месяцев после того, как он отправился в Кассель, что произошло в конце июня или в начале июля[327]. А когда следователь из Корпуса контрразведки спросил, когда он узнал, что термин «переселение» стал кодовым обозначением истребления евреев, Морген ответил: «Впервые кое-что об этом стало доходить до меня на рубеже 1943–1944 годов»[328]. Но в конце этого года — а именно в ноябре — он начал свое расследование в Освенциме[329].

Таким образом, не нюрнбергские показания, а другие свидетельства Моргена говорят о том, что полную картину массового уничтожения в газовых камерах он получил в ноябре в результате работы его комиссии в Освенциме и его собственной поездки туда, а не в конце лета после беседы с Виртом в Люблине. Заметьте, что допрос, цитата из которого здесь приводится, был проведен после того, как Морген дал показания в Нюрнберге, — всего через десять дней после казни главных военных преступников, — и поэтому можно предположить, что Морген стал более осторожен в своих показаниях и хронологии. Поэтому показания Моргена в Нюрнберге относительно того, как он узнал об «окончательном решении», должны восприниматься с известной долей скепсиса.

Кажется невероятным, что Вирт отвечал на вопросы Моргена о свадьбе в аэродромном лагере, начав с полного описания «окончательного решения еврейского вопроса», но узнать точно, что Моргену стало тогда известно, невозможно. Мы знаем только, что, какую бы информацию об «окончательном решении» Морген ни получил, сначала он в это не поверил[330]:

Сперва то, что описал Вирт, показалось мне совершенно фантастическим, но в Люблине я увидел один из лагерей. Это был лагерь, который собирал собственность или часть собственности жертв. По горам вещей —