Он подходит ко мне вплотную, но не прикасается. Лютаев смотрит мне в глаза и говорит безобразные вещи:

— Я бы снова подталкивал тебя к себе, дразнил, соблазнял, совращал. Все бы сделал, чтобы тебя взять.

Макс протягивает руку и гладит меня по волосам.

— Ты в курсе, что все это можно было делать без шантажа? — уворачиваюсь я, но он все равно умудряется пропустить пряди сквозь пальцы.

— Я предпочитаю действовать наверняка.

— В любом случае, ты все испортил. И теперь у тебя шансов нет никаких, — отрезаю я.

— Такая вероятность существует, — задумчиво разглядывая меня, соглашается Макс.

Что? Вероятность? Самоуверенный баран!

— Я не собираюсь больше обсуждать твои желания. Говори, зачем пришел, и как там было? «Выметайся. Дверь прямо по коридору».

— Дай воды? — просит он.

Все-таки Макс неплохо себя контролирует. Я вижу, что ему хочется огрызнуться, никому не нравится, когда ему указывают на дверь, но он сдерживается.

Протягиваю стакан, пока пьет, морщится.

— Что у тебя с лицом?

— Прояснял некоторые недопонимания.

И вроде стоит раненый, губа опухает, костяшки опять сбиты. А вот жалости не вызывает. Воинственных и драчливых викингов мы не жалеем.

Но он же помогал мне при панических атаках, и успокоительное давал, и… Нет. Это мы не будем вспоминать. А то я его просто добью.

Скрепя сердце, достаю из холодильника перекись водорода и эплан.

— Садись на табуретку, — командую я.

И Макс неожиданно слушается. Процедуру обработки он переносит стойко и никак мне не мешает. Поймала себя на том, что чуть не подула на его губу.

Черт.

Амплуа медсестры настраивает меня на сочувствие.

Однако, я вижу какими глазами Лютаев следит за всеми моими движениями. Он уже думает, что я проявляю слабость. Сейчас еще решит, что ему что-то светит.

Отвешиваю ему щелбан в лоб.

— Я тебя слушаю.

То, что рассказывает мне Лютаев, достойно сюжета криминального романа.

После того, как он вмешивался в планы Кости Комолова в «Амодее», Макс имел крайне содержательную беседу с его отцом. Итогом переговоров стало то, что Комолов-старший обещал приструнить сына, и сделать это он решил путем финансовых ограничений.

Комолышу такое положение дел, ясное дело, не понравилось, и вместе со своим дружком Каплиным он придумал план, как подставить отца. Понятно, что у старшего Комолова хорошие подвязки в полиции, и он однозначно выпутается, но какое-то время ему явно будет не до сына.

Ярослав организовывает нападение на бизнесмена-конкурента, и ему же в голову приходит идея сделать уликой мой пропуск, который он забирает из «Амодея» у охранника. А тот по чистой случайности является двоюродным братом избитого охранника Сапегина.

Надо думать, что сломанной челюсти он себе не захотел, поэтому согласился подтвердить полиции, что утром после покушения на Сапегина у меня пропуска уже не было. В общем, Каплин стремился угодить дружку, который страстно мечтает поставить на место «одну зарвавшуюся суку». Кстати, крыса — тоже его идея.

Однако, когда Макс снова подключается к решению моей проблемы и припирает к стенке охранника «Амодея», все это всплывает и дело принимает совсем другой поворот. Взбешенный Комолов-старший предпринимает иные, совсем жесткие меры, о которых мне рассказывал Денис.

Каплин же, и так неадекватный в силу своей зависимости, бесится, что лишился не только шикарного денежного клиента на наркоту, но и партнера.

Оказывается, у Каплина и Комолыша на двоих мерзкий бизнес: они в клубах опаивают юных девушек и продают их на ночь всяким извращенцам.

С подачи Комолова-отца делу на Каплина дали ход, но тот вовремя смылся, и теперь скрывается.

Но один из прихвостней на допросе признался, что Ярослав во всем винит меня и собирается со мной поквитаться.

— Так что, Карина, боюсь, тебе все же нужна моя помощь.

Глава 32. Обещание

— Не уверена, что могу тебе доверять.

Глаза Макса гневно сверкают, но он проглатывает и это. Понимает, что заслужил.

— Уж очень все смахивает на детектив, а я уже поняла, что фантазия у тебя богатая.

— Понимаю твое желани уколоть меня посильнее, но я говорю тебе правду. Все это ты сможешь проверить у Вальцова, — продолжает сверлить меня взглядом.

— Я обязательно так и сделаю, — фыркаю я. — Хорошо, допустим, ты не врешь. И какую помощь ты хочешь мне предложить?

— Тебе стоит вернуться ко мне…

Я вскидываю брови:

— Ты лукавишь. Какая разница, где я буду отсиживаться: в этой квартире или в твоей? Полиция же ищет Каплина?

— Да, он объявлен в розыск.

— Тогда при чем здесь ты? Спасибо, что все рассказал. Я учту и нарываться не буду. Посижу дома, пока его ищут. Если так хочется мне помочь, можешь выносить мой мусор.

— Карина ты обожглась и теперь дуешь на воду в одном — я у тебя вызываю подозрения. Но слишком легкомысленна в другом — в отношении опасности, которую представляет Каплин.

— А мне кажется, ты ее преувеличиваешь. Даже если он не против на мне отыграться, то все равно у него в приоритете другая задача — не попасться полиции. Я бы на его месте залегла на дно и не отсвечивала. Еще раз повторяю: я не буду искать приключений. Отсижусь дома. На работу мне пока можно не выходить, думаю, что мне пойдут навстречу, раз мне угрожает опасность.

Лютаев неодобрительно качает головой.

— Я знаю, что у этих нариков серьезные проблемы с логикой. Можешь мне поверить, я уже сталкивался. Идея фикс — это прям то, чего можно сейчас от Каплина ожидать. А он еще и на учете и психиатра с юности.

— Я все равно не понимаю, чем твоя квартира лучше этой. Дверь усиленная и там, и там. Не через форточку же он будет меня похищать!

И чего я ему все разжевываю? Надо просто его выставить. Даже если он и в самом деле хочет мне помочь, по бесстыжей роже вижу, что Макс ищет свою выгоду.

— Мне было бы спокойнее, если бы ты была под присмотром.

Ну вот, что и следовало ожидать!

— Твой присмотр, — наливаю и себе водички, — для меня очень нежелателен. Он может кончиться весьма предсказуемо. Так что, лучше за мной присмотрят рыбки. Ты ведь все равно выставишь мне какие-нибудь похабные условия.

Макс морщится:

— Я для тебя совершенно не опасен.

— Ты стал импотентом? — искренне удивляюсь я.

Лютаев, который решил отхлебнуть воды, выплевывает все на себя. Он даже подрывается со своей табуретки.

— Что? — ревет он, нависая надо мной как утес над деревцем. — Нет! Просто никаких условий.

Конечно, хмыкаю, уже облажался. Кто ж теперь поведется. Но Макс продолжает: