Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он заинтересовал меня и особенно после того, как я заметила, что и он полюбил меня.
* * *
А дальше… дальше – любовь!.. Любовь особенно прекрасна тогда, когда не говоришь о ней, ни правда ли?!.
* * *
– На перроне вокзала… Он уезжал к себе – в Сибирь, на несколько месяцев. Я провожала его.
Раздался второй звонок.
Мы прощались.
– О, если бы ты оставил мне только один твой глаз – левый!!. – пошутила я.
Вдруг он строго и пристально взглянул на меня, – тихо нервно рассмеялся…
Третий звонок…
– Возьми! – крикнул он с неожиданной злобой в голосе, – и быстро вскочил на площадку вагона.
На ладони моей лежал его левый, искусственный глаз.
С.-П.-Б.
1915 г.
Луна*
(1922)
Лунных «Зайчиков» – Зайчику.
Уотту-Зангвильду-Иоанну Марту
Сыну моему возлюбленному
«Бисер лунного сока»
посвящаю
От тени автора*
«Втроем»… Здесь мы – втроем.
Из глубины древности выступает – китайский поэт.
За ним я – его тень.
А с высоты – извечница Луна.
Да, воистину мои отдаленные передачи знают свидетеля:
– Я их пишу при Луне.
* * *
Только при Луне, в ее лучах, я могу выступать в ночи чужой речи – чуткой тенью вослед поэту древности.
Безмолвная Луна озаряет «дословным переводом» чуждую речь.
* * *
Сыкун-ту писал:
«…Текущая вода – настоящие дни
…Светлая Луна прошлое рождение».
И ежели мои вытекшие – в настоящие дни – строки искренне-живы и творчески-текучи, в них отразится светлая Луна прошлого рождения.
«…Ища опоры в Луне,
Делаю ее своим чутким другом».
* * *
…Бесплотные нити лунных лучей, как по лабиринту, проводят меня сквозь тысячелетия, по каллиграфическим заграждениям иероглифов.
В. Март.
Харбин, Сунгарийский городок,
В ночь 4–5 нов. ст. октября 1922 г.
К книге
…В чистом озере ночном, –
На расплавленной Луне,
Извиваются и пляшут
Силуэты берегов.
* * *
Расположились
В цветах… Зачинаем пир
Запускаем в лет
Мы пернатые кубки
И хмелеем от… луны!..
Ли-Бо
Втроем
Цветы сквозь сумрачную дрему
Девичьи-хрупко расточают
Вкруг ароматную юдоль…
Луна пустынную деревню
Прошла печальными лучами
И замечталась над прудом.
Кувшин вином наполнен старым…
Ах, я пирую сиротливо: –
Нет сердцу радостных друзей!
Так что же первую ударим,
Чтоб чарка в сердце перелилась
И просочилась в мозг костей.
* * *
– «Луна, нагнись и – чарку дерни!..
Чтоб легче лазить по вершинам
Отпей-ка, бледная Луна!..»
Я зазываю так упорно, –
Дразню заманчивым кувшином…
Но нет… – куражится она.
…Мечтал я пьянствовать в компаньи.
И будет все-таки нас трое:
Луна, да я, да тень еще.
Коль пить Луна с высот не станет,
То тень как раз за мной повторит
Движенье всякое – точь-в-точь.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Ли-Бо
Над изголовьем
Блики луны…
Не иней ли то?!. –
Блики – как иней!..
Голову – вскинул: –
Лунные горы смотрю.
Поник головой:
Думать о древних
Моих городах.
Шань-Гуань-И
Пульсируя, течет
Широкая река.
На быстрой лошади несусь
По долгим берегам…
Сороки пролетают…
Луна восходит у холмов…
Цикада терещит…
Осенний ветер дикий.
«Бродят люди…»*
Посвящаю Марии Ивановне
Чиликиной.
Бродят люди…
У кипарисов – падают цветы.
Чиста безмолвна ночь –
Пустынны горы на весне.
Пугая горних птиц,
Восходит бледная луна…
И над срединой вешнего ручья
Несутся трели иногда!
Ван-Вей
В темном бамбуке
Одиноко прохожу…
Струны чуткие тревожа,
Звуки долгие тяну!..
Лес заброшенный густой…
Мне не встретить никого…
Из-за туч блеснет луна,
В промежутках – тьма.
* * *
В пустоте небес –
Точно зеркало висит
Четкая Луна.
* * *
В ветре – визави
Надо мною – в чистоте
Светлая Луна.
* * *
Лунным светом дополна, –
Нагруженная ладья
До поляны доплыла
Отраженно в зеркалах…
…Замигала мигом гладь
Дребезжащего стекла.
* * *
Лунным светом через край
Насыщенная душа
К вековечным берегам
В отражениях дошла…
…Замерцала в зеркалах
Мудрой древности скрижаль.
Стихотворения из архивов и периодики
«Число семнадцать это…»*
Число семнадцать это
Я в жизни крепко заучил,
Была надежда у поэта,
С любовью, верою я жил.
Но все прошло, что было прежде,
И не вернуться в жизни вновь
И обмануть меня надежде
И не придет ко мне любовь.
Я больше не поверю Вере,
Как не клянутся предо мной,
И только отворяю двери
Для Софьи, мудрости одной.
К похоронам красногвардейцев*
4 июля 1918 г. во Владивостоке