Но сколько бы ахейцы ни тренировались в стрельбе и ни собирали в арсеналах многие тысячи стрел (в одной кносской табличке указано 8640 штук), они побаивались азиатских лучников и их «далеко разящего» бога Аполлона, тем более что тот мог пустить стрелу в спину и тихонько исчезнуть.

Они предпочитали честно и храбро вести ближний бой. Большинство воинов носили на левой руке длинный полуцилиндрический или овальный щит из кожи, обитый металлом, а в правой держали легкую пику, enkhos, снабженную наконечником с одним или двумя лезвиями, копье, paltaion, которое с размаху бросали во врага, длинный бронзовый меч, xiphos, или кинжал с широким клинком, phasganon, очень удобный в рукопашном бою. Вместе с боевыми колесницами и доспехами, отделанными металлическими пластинками, узкие мечи — наиболее оригинальная часть микенского вооружения. Они помогают понять, почему греки победили прежних обитателей бассейна Эгейского моря. В самом деле, эти своего рода «шпаги» предназначены для того, чтобы колоть, нанося удар выше двудольных или прямоугольных щитов островитян. «Шпага» была достаточно прочна и удобна для руки: пластинки рукояти приковывались к плоскому клинку с загнутыми закраинами между навершием эфеса в форме шишечки и слегка выступающей гардой. Длина бронзового заостренного клинка достигала 60–95 сантиметров. Ближе к рукояти его ребро утолщалось, что придавало ему большую прочность.

Вместе с погибшим воином часто хоронили два вида оружия — копье и меч или же меч и более короткий клинок с треугольным лезвием. Использование метательного оружия позволяло в случае необходимости пустить в ход и оружие ближнего боя, но обременительная и тяжелая «шпага» исключала применение на поле брани еще и меча. Поэтому никто не носил в ножнах два клинка и не сражался обеими руками. В зависимости от того, с каким противником предстояло иметь дело, воин брал с собой меч колющий, меч рубящий, а то и просто еще кинжал.

Богатые воины украшали рукояти своего оружия слоновой костью, драгоценными металлами или фаянсом. Костяные пластинки или кусочки редких пород дерева крепились золотыми гвоздиками. На нервюре клинка и на гарде гравировали спирали. Бронзовые кинжалы с широким лезвием иногда инкрустировали пластинками электрума, золота, серебра, меди, изображающими сцены охоты или сражений, а поверху заливали черной или синей стекловидной массой. Воин тем более дорожил оружием, чем выше было искусство отделки и число символов, увеличивающих его цену. Но особенно ценилось оружие, отобранное у врага в беспощадной схватке.

Критяне носили башмаки из белой кожи или замши, зашнурованные до лодыжки, а то и выше. Копейщики Орхомены гордились красной обувью с узкими ремешками. Бородатые и длинноволосые воины Микен стягивали икры плетенкой из темно-коричневой кожи над сандалиями, pedila, оставлявшими щиколотки открытыми. Когда война была искусством не только хорошо сражаться, но и совершать набеги и вовремя отступать, все пехотинцы ходили обутыми. Им приходилось и мчаться на врага, и улепетывать с поля боя. А потому регулярные войска, методично экипируемые с ног до головы и от султана на шлеме до кожаных подошв, знали толк в униформе и военных смотрах.

На некоторых фрагментах микенских ваз сохранились изображения марширующих солдат с копьем на плече и щитом на руке. Настенные росписи Тиринфа, Микен и Кносса, тулова кипрских ваз показывают, как летели в бой и маневрировали колесницы. Все это создает впечатление гармонии и порядка, kosmos.

Несмотря на региональную обособленность и личные ссоры, контингенты некоторых сильно централизованных ахейских царств — такие, как войска Беотии, Пелопоннеса, Крита — должны были подчиняться единым требованиям дисциплины, тактики и общей обороны.

У войны, как и у жертвоприношения, есть собственные ритуалы. В конце концов в любой битве неизбежны жертвы, и человек тем милее богам, этим вселенским убийцам, чем больше врагов он отправит в мир иной. Если хорошо организованная армия, какая была у ахейцев, слушается своих офицеров и суверена, значит, волей-неволей, она послушна и богам. За любое продвижение войск, за военную инициативу, нарушающую установленный порядок вещей, вышним владыкам, которых собирались побеспокоить, следовало уплатить справедливую цену смуты, зла и разорения. В XIII веке до н. э. ни одна армия средиземноморского мира не выступила бы в поход, не спросив совета у прорицателей, не помолившись богам своего народа, не умилостив богов противника и не принеся обильных жертв.

Мы хорошо осведомлены о хеттских и лувийских военных ритуалах, но о том, что предпринималось на сей счет в греческих армиях того времени, имеем весьма смутное представление, поскольку легенды и эпос доносят до нас лишь слабые отзвуки да бледные образы. Прорицатели и гаруспики вроде Калхаса и Тиресия, наблюдая за полетом птиц и подрагиванием внутренностей закланных животных, объявляли, благословляют небожители поход или нет. Войско очищали, обрызгивая водой или кровью, а иногда — заставляя проходить между двумя половинами рассеченной пополам жертвы. Часто в жертву приносили человека — пленника, раба или ребенка. История Ифигении, дочери царя царей Агамемнона, зарезанной на алтаре Артемиды, чтобы поднялся ветер и греческий флот мог отплыть от берегов, с этой точки зрения весьма символична. Пусть теперь установлено, что девственная Ифигения была божеством, предшествовавшим в Бравроне Артемиде, которой посвящали перед свадьбой молодых девушек, это не меняет того обстоятельства, что сами факты посвящения и принесения в жертву дочери царя имели место во многих других местах, в частности — в Афинах и в Пилосе. Достаточно вспомнить 11 человек, отправленных из Пилосского дворца в Сфагию («место, где перерезают горло»), и о жертвенниках богам войны, воздвигнутых в период всеобщей мобилизации (табличка Tn 316).

Столетие, когда внутри каждого государства сталкиваются сильно дифференцированные касты, жрецы, а с ними и царская семья, воины, ремесленники, земледельцы и скотоводы молят о покровительстве своих собственных богов. Первые, как правило, обращались к Атане Потнии, или Афине-владычице, то есть заступнице царей и их дворцов. Воины, как сражавшиеся на боевых колесницах, так и пехотинцы, тоже взывали к богам: первые — к Посейдону, богу конников, вторые — к Аресу и его «группе поддержки» (Энио, Эриде, Эриниям, Пересе, Ифимедес, Дивии, Фобосу и Деймосу), покровителям пеших воинов. Что до лучников, то они искали покровительства Пеавона, «разящего бога», которого Гомер назовет Пеоном и свяжет с богом азиатских стражей и лучников Аполлоном.

Самое поразительное на наш нынешний взгляд, что в надежде успешного боя эти воители полагались во всем или почти во всем на женские божества, ибо даже Посейдон и Пеавон продублированы в наших текстах богинями — Поседейей и Дивией, будущей Артемидой. Хотя война в принципе — дело мужское, в военном пантеоне насчитывается девять богинь (исключительно девственниц) против шести богов, причем двое из них — бог ужаса Фобос и бог страха Деймос — по сути дела, чистые абстракции или просто символы Ареса. Неужели действительно женщины и девушки в тех краях были воинственнее и кровожаднее мужчин? Или это пережиток минойской эпохи, когда женские божества главенствовали в религии, а женщины — в экономической и общественной жизни?