Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вперед выехал офицер. Не доезжая метров двадцать до русских, он остановил коня. Подстриженная клинышком бородка, черные пушистые усы и сросшиеся над переносицей брови придавали его смуглому лицу особенно отважный оттенок. Он пристально взглянул на Баташова, быстро определив, что среди русских именно он старший, и приложил руку к головному убору. Штабс-капитан с достоинством кивнул ему головой в ответ.
– На каком основании вы выставили свой пост на нашей территории? – спросил Баташов.
– Потому что эта наша земля. Мы владеем ею по договоренности с Англией, – перевел есаул Порубий.
– Нам нет дела до ваших договоров о наших владениях, – возразил Баташов. – Исполняя возложенные на меня обязанности, я требую сложить оружие и уйти отсюда прочь.
– Афганцы не приучены сдаваться, – гордо вскинув голову, ответил афганский офицер, – а если вам угодно наше оружие, то попробуйте отнять его у нас, – заключил он свою речь.
– Так вы не хотите убраться на свою территорию? – угрожающе спросил Баташов. – Я вас спрашиваю в последний раз.
– Нет! – твердо заявил афганец.
Видя, что путем переговоров ничего с захватчиками не поделать, штабс-капитан решил неожиданно окружить противника, не дав ему времени опомниться, и вполголоса передал приказание есаулу.
Но не тут-то было. Не успели казаки вскочить в седла, как афганцы дали дружный залп, и двое из станичников грохнулись на землю. Раздался глухой, раздирающий душу стон.
– Бей их, братцы! – крикнул Баташов, и казаки с ревом и гиканьем ринулись вперед.
Заметив направленный на него револьвер афганского офицера, Баташов инстинктивно подался на шею лошади, и пуля прожужжала мимо. В это время афганца окружили казаки, но тот успел выхватить из ножен свою кривую саблю и как тигр набросился на них. Под ударом кривого клинка упал, не успев упредить удар, один казак. Пользуясь тем, что есаул отражал удар сарбоза, прискакавшего на помощь своему начальнику, афганский офицер занес свой клинок над ним, но, заметив это, почти не целясь, выстрелил Баташов.
Афганец замертво свалился с коня. Видя это, сарбозы сразу же прекратили сопротивление. Сдав оружие и коней, они, взвалив на плечи раненых и убитых, понуро направились на свою территорию.
Освободив многочисленных наложниц, которые находились в юрте в глубине крепости, Баташов дал команду подобрать раненых и захоронить убитых.
Недалеко от места стычки, под большим камнем, занялся ранеными выехавший вслед за казаками доктор Зеликов. Перевязывая казака с раненной пулей ногой, он, успокаивая его, то и дело повторял:
– Ничего, ничего, потерпи, голубчик. Уж мы тебе ножку твою вылечим…
– Ой, больно, ваше благородие! – стонал раненый, пока доктор вынимал глубоко засевшую в мякоти пулю.
Подошел резерв, и все сгруппировались около места, где всего лишь несколько минут назад окончился скоротечный и кровопролитный бой. То там, то здесь лежали застигнутые смертью казаки и громко стенали раненые.
– Саперы – вперед! Рой могилу, – раздалась страшная команда есаула.
Дружно принялись солдаты за работу, и через полчаса часа яма была готова. Казаки и саперы одного за другим положили в нее погибших. После того как есаул прочитал отходную молитву, могила была зарыта и поверх нее сложен из камней памятник.
– Вот еще один трагический знак нашего присутствия на Памирах, – скорбно промолвил Баташов. – Сколько еще подобных этому гранитных надгробий будет установлено, прежде чем священные границы Российской империи станут неприкосновенными…
Вскоре отряд, воевавший афганцев, возвратился в лагерь, где было решено заночевать. Обычное бивуачное оживление с приходом казаков поутихло. Замолкли обычные на отдыхе песни. Солдаты толковали о бое и об «авганцах».
– Ну и храбрые они, братцы, пра, храбрые, – сказал покуривавший трубку сапер, наблюдавший бой издали, – ни един, что есть, не сдался, пока ахвицера ихнего не подстрелили. Не положим, говорят, оружию, устав, мол, не дозволяет!
– И што тутко за храбрость? Значит, у аванганца солдат службу знает: коли на пост поставили, так, значит, и стой, «хотя бы и жисти опасность угрожала»! – повторил слова устава фельдфебель. – Ты сам, чай, устав-то гарнизонный знаешь? А еще капрал! Ишь, храбрость какую нашел! Меня коли, эт-та, на пост поставят, то я за тридцать верст противника унюхаю, а ён што?.. Спит себе и не видит, что наши у него на носу… Тьфу, а не охвицер! – и фельдфебель сердито сплюнул, посылая ругань по адресу афганцев.
Баташов чистил свой револьвер, когда у порога палатки раздалось вежливое покашливание.
– Ну, что вы, есаул, у входа топчитесь? Заходите!
– Господин штабс-капитан, я не хотел вас беспокоить. Но он вот уже час кряду твердит одно и то же: пустите, да пустите его к камандону, – нехотя доложил Порубий.
– Кто такой?
– Да таджик зачуханный. Он вокруг лагеря круги наворачивал, пока вахмистр Нестеренко его не прихватил.
– Веди его ко мне!
Через несколько минут в палатке Баташова стоял среднего роста, худой, почерневший от горных ветров и солнца таджик в драном халате и видавшей виды тюбетейке. Переступая босыми ногами, он пристально посмотрел на Баташова.
– Командон? – спросил неожиданно он.
– Командон, командон! – утвердительно закивал головой есаул, указывая на штабс-капитана.
Услышав это, подозрительный незнакомец низко поклонился Баташову и только после этого начал торопливо говорить, словно боясь что-то запамятовать.
Уловив в сбивчивой речи туземца слова «Читрал» и «Амир-аль-Аман», Баташов сразу понял, что речь идет о дружественном России правителе Читрала, и начал с интересом присматриваться к незнакомцу.
Тонкое, остроскулое лицо того выражало искреннюю радость и боль, угольки глаз метали молнии.
Закончив говорить, горец стал на колени и воздел руки к небу.
– Господин штабс-капитан, задержанный говорит, что его послал навстречу русским правитель Читрала, Амир-аль-Аман, с просьбой оказать читральцам военную помощь. Англичане, заблокировав все главные перевалы и дороги, пытаются завоевать княжество. Правитель Читрала просит винтовки и патроны. Горцам приходится защищать свою страну мечами и копьями. Без огнестрельного оружия они долго не продержатся, – перевел Порубий.
– Скажите, что я передам все его просьбы правителю Туркестана, – сказал Баташов и, видя, что путник еле держится на ногах, добавил: – Присаживайтесь, уважаемый, – и указал на патронный ящик, заменяющий стул.
Поблагодарив грациозным кивком головы хозяина, посланник устало присел к столу.
– Господин есаул, прикажите, пусть принесут ему что-нибудь из еды, – распорядился штабс-капитан и сел напротив нежданного гостя.
Когда Порубий вышел, таджик, видя, что они остались одни, неожиданно распахнул свой драный халат, и штабс-капитан увидел у него на шее необычный в этих местах круглый серебряный медальон, размером с гривенник.
Баташов вспомнил, что перед отъездом в экспедицию генерал Пустошин, говоря об оперативных задачах, стоящих перед отрядом,