— Потому что ты пугала меня. Ты дала мне надежду на проблеск света, тепла и счастья, и я этого хотел. Боже, Брук, как я хотел этого.

— Но?

— Я был в ужасе, не знаю, как тебе объяснить. И вообще, может ли кто‑нибудь это понять, пока сам не пройдет через такое. Наблюдать за тем, как умирает любимая женщина, хуже, чем заболеть самому. Дженни прошла через ад. У меня было чувство, что я бы дал себе отрезать конечность, Брук, только чтобы избавить ее от мучений. Но я не мог ничего сделать. Ей пришлось идти по этой дороге в одиночку, и лучшее, что я мог сделать, — быть рядом.

— Быть рядом — это очень много.

— Мне так не казалось. Я никогда не чувствовал себя настолько беспомощным. А когда встретил тебя, такую светлую, с милой улыбкой и радующуюся жизни, я так хотел впустить тебя в сердце и душу, но мне было слишком страшно.

— Страшно отчего?

— Страшно от ответственности за другого человека. Я больше не хочу чувствовать эту боль.

Ее сердце упало.

— Но потом я забеременела, и ты придумал план Б.

— Именно. Но даже тогда перестраховался. Сказал, что буду спать с тобой и обеспечу ребенка, а сам останусь в стороне.

— Тогда зачем ты решил жениться на мне?

Он вскочил и снова зашагал взад и вперед, переполненный миллионом противоречивых эмоций.

— Я не знаю.

Брук, морщась, медленно встала.

— А мне кажется, знаешь, Остин.

Эта ее задумчивая улыбка. Будто внутри ее иссяк бесконечный источник надежды.

— Я хотел, чтобы наш ребенок родился в законном браке.

— Никого больше не заботят подобные вещи.

— Зато для Ройала это важно.

— Возможно. Но ведь ты не поэтому согласился на мое предложение, правда?

— Это одна из причин.

О наличии другой причины признаться труднее. Практически невозможно.

Остин засунул руки в карманы, избегая искушения обнять Брук.

— Ты уверена, что с ребенком все в порядке?

Брук прислонилась спиной к холодильнику, осторожно перенося вес с одной ноги на другую.

— Да. Хватит менять тему разговора. Скажи, каково это — увидеть, как я упала.

Остин уставился на нее. Нет! Он вспомнил этот момент, и у него опять закружилась голова.

— Я волновался. Все произошло так быстро. Я боялся, что ты серьезно ранена, можешь никогда больше не очнуться или у тебя случится выкидыш.

Большие серые глаза Брук, казалось, заглядывали ему прямо в душу, в самые потайные уголки.

— Ты винил себя, Остин?

Его затрясло. Да. Так оно и было. Правда. Он видел, как она упала с этой проклятой лестницы. И должен был находиться рядом, держать ее за руку.

— Ты не подождала меня, — прохрипел он.

— Именно. Дженни тоже была взрослой женщиной, могла записаться на прием и пойти к врачу, когда кашель только начинался. — Брук перевела дух. — Прости, что напугала тебя. Но ты не можешь контролировать все, Остин. И никогда не сможешь.

— Ты была без сознания. — Он переживал этот ужасный момент снова. — Шел дождь, а на тебе было красивое свадебное платье, и все, что я мог сделать, — присесть на корточки и молиться, чтобы ты не потеряла ребенка.

— Потеря ребенка решила бы твою проблему.

От ее слов его охватила жгучая ярость.

— О боже, не смей так говорить. Не смей так говорить!

Она обхватила себя руками, бесстрашно и непоколебимо принимая его гнев.

— Почему бы и нет, Остин? Ведь это правда.

Пропасть снова разверзлась у него под ногами.

Брук продолжала давить и давить на него. Будто думала, что он достаточно смелый, чтобы ее перепрыгнуть. Но он не смелый. Он буквально окаменел от страха.

Она протянула руку, ее улыбка задрожала.

— Скажи, почему ты так расстроился, когда я упала. Почему находился рядом в больнице, когда я проснулась. Почему арендовал этот прекрасный дом для нас, а потом переехал, и теперь я вынуждена спать здесь совсем одна. Скажи мне, Остин. Почему?

Он не мог ничего сказать. А если бы сделал это, судьба снова ударила его, поставила на колени и наказала бы за то, что он осмелился поверить, будто может вновь обрести счастье в жизни. Однако он в долгу перед Брук за то, что причинил ей боль. Она заслуживает хотя бы правду, которая состоит в том, что Остин не тот человек, которым представлялся.

Прежде чем он успел заговорить, Брук подошла к нему и положила голову ему на плечо. Обвила его талию.

— Ты дал мне так много, Остин. Я хотела освободиться от влияния родителей и встать на ноги, зажить самостоятельно. Ты помог мне осуществить это. Я всегда буду благодарна тебе за поддержку.

— Ты это сделала сама. — Он крепко, с бесконечной нежностью обнимал ее. — Ты смелая, решительная и такая сильная. Я люблю тебя, Брук Гудман. Телом и душой. Дженни была моей первой любовью, любовью молодости. А ты моя вечная любовь, мать моего ребенка, женщина, рядом с которой я хотел бы состариться.

— Я тоже тебя люблю, глупый Ковбой. Никогда не покидай меня.

Ее голос прервался на последнем слове, и она заплакала. Они стояли обнявшись. Долго, целую вечность.

Наконец Брук отстранилась и посмотрела на него, ее ресницы были влажными, глаза покраснели.

— Я не ревную тебя к Дженни. Правда, нет. И рада, что она была с тобой.

Остин медленно покачал головой, вытирая слезу с ее щеки.

— Ты необыкновенная женщина. Однако послушай, моя дорогая. Я собираюсь провести следующие пятьдесят лет с тобой. Хочу осыпать тебя любовью, нежностью, демонстрировать мою привязанность. Хотя, вполне возможно, я испорчу тебе жизнь. Ты готова?

Крохотная ухмылка коснулась уголков губ Брук.

— Это угроза или обещание?

Остин глубоко вздохнул, чувствуя, как все внутри наполняется блаженством.

— И то и другое. Как ты отнесешься к тому, что мы отпразднуем нашу свадьбу после Рождества? Мне не очень понравилось, как все получилось в первый раз.

Брук нахмурилась.

— Я не хочу ждать так долго, чтобы стать твоей женой.

— Я готов обсуждать даты, но на меня рассчитывают на аукционе. Я должен сдержать обещание. А еще я решил, что мы с тобой отправимся в прекрасный медовый месяц. Как в старые добрые времена, когда пары уезжали в Европу. Я хочу, чтобы до рождения ребенка ты успела посетить все художественные галереи. Как считаешь?

Брук уставилась на него.

— Это просто потрясающе. При этом я по‑прежнему не возражаю против скромной регистрации брака.