Виктория

Камиль поддерживает меня под локоть и уверенно ступает на выход из магазина. Где-то неподалеку должен быть водитель, но его нет. Я не сразу понимаю, что это слишком странно. Не сразу думаю о том, что влипла по полной. И лишь когда меня усаживают в черный внедорожник, рядом садится Камиль, а дверца машины блокируется, по телу расползается страх.

Хочу спросить, что ему от меня нужно, но решаю просто помолчать. Где-то я слышала, что похитителя лучше не злить. Тогда еще можно вести переговоры и узнать то, что обязательно спасет тебе жизнь. Не знаю, откуда эти знания в моей голове, но сейчас они выступают в воспоминаниях на первый план.

— Даже удивлен, что ты молчишь, — произносит он. — И не спросишь, куда мы едем и что мне нужно?

— Думаю, вы сами расскажете, — аккуратно замечаю.

— Верно, — мужчина кивает и устраивается поудобнее, впрочем, это не мешает ему осматривать меня с головы до ног.

— Ты удивительно красива, Виктория, ты же знаешь это?

— Вы посадили меня к себе в машину только поэтому?

Он смеется. Совсем не так, как это делает Ахмед. Как-то мерзко и даже неприятно. Я не понимаю, что ему нужно и почему он ведет себя так, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло.

— Ты так много не знаешь, — говорит он. — Влюбилась в него, да? Я же вижу, что влюбилась, — мужчина кивает. — А бежишь почему? Узнала что-то?

Его голос звучит даже успокаивающе. Ни намека на злость, раздражение или ярость. Он говорит со мной, как со старой знакомой, и это чертовски обескураживает. Я просто теряюсь от такого тона и не знаю, как себя вести. Если бы кричал, молча билась от страха и тряслась, а так он не дает повода вести себя так.

— Я не понимаю.

— Понимаешь, — кивает Камиль. — Ахмед уехал, а ты сдаешь в ломбард всё, что он подарил. Явно же не просто так, значит, что-то узнала. Расскажешь?

— Нет.

— Я так и думал, — произносит он. — Я и так знаю. Ты ведь беременна, да? — он улыбается, видимо, замечая мой удивленный взгляд. — Не смотри так, я наблюдаю за тобой давно. Еще с момента, когда вы были у меня в гостях. Ты же тогда сказала, что не пьешь, потому что вы ребенка планируете.

Я удивленно раскрываю рот, но только потом понимаю, что девушка, которой я это говорила, не зря показалась мне странной. Она узнавала, почему я не пью по его указанию. Мне становится страшно. Камиль напоминает какого-то больного и одержимого манией, о которой известно только ему. Сколько себя помню, такие люди всегда пугали меня и сегодня не исключение.

— Не трясись так, — произносит он. — Я всего лишь расскажу тебе кое-что.

— И что же?

— Приедем, узнаешь.

Вопреки моим ожиданиям, приезжаем мы не домой к Камилю, а на загородную дачу. Весь путь я старалась запомнить дорогу, но ехали мы слишком долго и не по прямой траектории, чтобы я была в состоянии изучить путь до мелочей. Мы выходим из машины, мужчина помогает мне вылезти из машину и ведет к дому. Внутри рождается желание убежать, но ведь ничего плохого пока действительно не произошло. Даже телефон и тот у меня не отобрали. Пока.

В доме оказывается почти пусто. Комнаты обставлены по минимуму: стандартный набор мебели, несколько стульев, стол, старый диван. Я удивлена, что у Камиля есть подобная недвижимость, но оставляю мнение при себе и жду, когда мне объяснят, почему привезли сюда.

— Чай, сок? — предлагает мужчина.

— Нет, спасибо, — отказываюсь слишком поспешно.

Он кивает и жестом указывает на диван, предлагая располагаться. Я сажусь и скрепляю руки на коленях. Жду, когда Камиль начнет разговор и оказываюсь совершенно не готовой к тому, что он говорит.

— Ты была обещана Ахмеду давно, — произносит он. — Еще когда только родилась.

— Не совсем понимаю, о чем вы говорите.

— Не понимаешь, — кивает он. — Ты была маленькой и твой отец пообещал тебя Ахмеду. Тогда так принято было. Семьи договаривались о браках, — поясняет мужчина. — Твоя семья договорилась с семьей Ахмеда. Вы должны были стать мужем и женой, едва тебе исполнится шестнадцать, но твоя мама резко пропала. Ахмед искал вас, но найти не мог, — он усмехается. — А потом он привел тебя на прием. Я даже вначале не поверил.

Он говорит и говорит, а я ничего не понимаю. Что значит меня пообещали, когда я только родилась? Я что, была товаром для отца? Видимо, это отражается на моем лице, потому что мужчина вдруг поясняет:

— Отец любил тебя, но ты же знаешь, что он тоже другой национальности. Женившись на твоей матери, он нарушил обет, поэтому должен был искупить вину через дочь.

— Зачем вы все это рассказываете? — спрашиваю у него. — Мы с Ахмедом вместе. Он забрал меня у приемного отца и…

— Я рассказываю, потому что твой отец тебя ищет.

— Но ведь, — запинаюсь. — Но ведь мама… мама говорила, что…

— Твой отец жив, — серьезно говорит Камиль. — Он инвалид, но жив. Не умер. И он знает, что Ахмед забрал тебя.

— И что это все значит? — растерянно произношу я. — Зачем я отцу сейчас? И почему он не искал меня так долго? Не пытался поговорить и сказать, что жив, что с ним все в порядке?

Обида захлестывает меня. Я думала, что его нет в живых, а он… он даже не захотел увидеть меня, поговорить.

— На то были причины, Виктория, — серьезно произносит мужчина. — Сейчас же твой отец узнал, что Ахмед все же добрался до тебя и хочет защитить.

Я усмехаюсь. Защитить? Только сейчас?

— Он узнал об этом так поздно?

— Информацию обо всем он получает от меня, — кивает Камиль. — Я узнал и только после этого стало известно ему. Ахмед не распространялся о том, что забрал к себе девушку.

— Я не понимаю, — шепчу.

Не понимаю, зачем Ахмед заплатил за меня кучу денег, простил долг, если я была ему обещана. Почему он не нашел моего отца и не потребовал себе. И почему я ничего не знаю об этом.

— Твой отец здесь, Виктория. С минуты на минуту, вы сможете поговорить.

Наверное, я должна почувствовать облегчение, ведь где-то рядом отец. Меня не похитили, а просто привезли к родному человеку, который меня защитит, если я попрошу, но… но я не чувствую радости по этому поводу. Наоборот, только сейчас я еще сильнее осознаю ошибку, которую совершила. Хочу обратно к Ахмеду, рассказать ему о беременности и поговорить с ним, почувствовать сильные руки на своей талии. Я боюсь Камиля и, как бы я не хотела себе признаваться в этом, боюсь отца.

Виктория

Я помню отца другим. С той самой детской памяти всплывает его образ. Он был другим. Не таким массивным, более ласковым, и взгляд, направленный на меня, был нежным, а не злым и яростным. Мужчина же, который называется моим отцом, кажется, зол и разъярен. И я не понимаю, почему и на кого? Неужели на меня так зол?