В чулане полная тишина. Наиля храбрится, не хочет упасть в моих глазах, стискивает зубы, чтобы не издать стон боли, но я вижу, что ей удается это с трудом. Прячу глаза, зная, что там она увидит лишь жалость. И не столько к ее увечьям, сколько к слабохарактерности перед любовью. Слепая жажда и тяга к Тагиру превратила ее в жалкое подобие женщины. Тени той гордой девушки, которую я когда-то знала.

— Уходите, — глухо прошептала Наиля, и мышца на ее лице дернулась.

Терпеть боль уже, видимо, было ей невмоготу. Она отвернулась, пытаясь прилечь так, чтобы не потревожить раны.

— Госпожа, — осторожно подала голос Фаина, — господин Тагир приказал мне подобрать наряды госпоже Ясмине. Я не могу ослушаться приказа.

Воцаряется тишина, слышно только прерывистое сипение Наили и наше с работницей тихое дыхание.

— Ну подбери, — не сдерживает усмешки та. — У Ясмины ведь нет нарядов, ты взяла с собой что-нибудь из дома, дорогая?

И таким ядом пропитаны ее слова, что вся жалость, которую я испытывала к ней в этот момент, перекрылась неуместным стыдом. Голова Фаины повернулась ко мне, а я не смогла посмотреть ей в глаза, не желая показывать, как это меня задело. Первая жена унизила меня, показав истинное место в жизни Тагира Юсупова.

И она права. Я пришла от родителей ни с чем, и обязанность мужа — обеспечить меня всем необходимым. Даже в самой малости мне было отказано. Он низверг меня до статуса нежеланной нелюбимой жены, ниже прислуги по иерархии. Я даже почувствовала, как сгустился воздух в помещении.

— Тогда я пойду работать, если вы не возражаете, госпожа, — спросила разрешения Фаина.

И я не обольщалась, этот вопрос был задан Наиле.

— Иди, — благосклонно усмехнулась первая жена, после чего прислуга удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь.

И мы с хозяйкой дома остались одни.

— Не переживай, Ясми, всё мое отныне твое. Я поделюсь нарядами, у меня их много, Тагир щедрый мужчина, — глухой голос Наили, а затем стон, скрытый подушкой. — А сейчас я бы хотела отдохнуть.

Я лишь киваю и на деревянных ногах направляюсь к себе. Больше я Тагира не видела, да и отца Наили, впрочем, тоже. Ужинаю в тишине и одиночестве. Я не решаюсь поднять глаза, когда чувствую присутствие Фаины, не желая видеть правду в глазах чужого человека.

Эту ночь я снова провожу одна, но грудь разъедает тоска. В доме царит полная тишина. Кажется, все перепугались произошедшего с хозяйкой дома и пытаются не шевелиться, не привлекать к себе внимания. Мои мысли не дают уснуть, пугая беспросветным будущим и безрадостным настоящим.

Уверена, никто не позволит мне выйти в свет как оборванке, ведь наряды жены — показатель богатства ее мужа. Коробит лишь, что придется надеть старое платье Наили, которое она с удовольствием подарит мне с барского плеча, якобы проявляя благодушие и доброту. Но мы обе знаем, что это знак пренебрежения, который она не сможет скрыть, ведь наш муж сам позволил этому случиться.

В нашем мире не зазорно иметь несколько жен, Тагиру за это будут оказывать лишь почет и уважение. Но что он скажет людям, когда я исчезну после рождения ребенка? Позволят ли мне остаться с малышом или выкинут, как бесполезный мусор? Впервые я начинаю всерьез задумываться о своей дальнейшей судьбе. Вот только и сделать ничего не в силах.

От меня требуется лишь соблюсти свою часть уговора. У меня нет выхода, нет будущего, а внутри всё разрывается от бушующих чувств к тому, кто одним словом может навсегда уничтожить меня.

И эту ненавистную тягу к Тагиру невозможно унять. К жестокому, бездушному тирану, тому, кто без капли жалости способен наказать хлыстом.

Вздрагиваю. Разыгравшееся воображение рисует летящий по дуге хвост плетки, страшные глаза Тагира с красными прожилками, когда он раз за разом рассекает воздух кнутом.

И готовая на всё Наиля.

Она способна на всё ради Тагира. Перешагнуть через людей и чужие невзгоды, не гнушаясь самыми грязными методами. На этой ноте засыпаю, чувствуя тревогу и страх. Чувствую. Всё только начинается.

А вот утром я завтракаю снова одна. Даже служанки, которые обычно создавали гомон, бесшумно двигаются по кухне, занимаясь уборкой и готовкой.

— Ясмина, — хриплый голос Тагира звучит неожиданно и пугает, заставляя замереть, словно лань.

Ощущаю на себе его звериный взгляд. Хочу исчезнуть из его поля зрения. Раствориться в воздухе, оставить после себя лишь пепел. Но это невозможно.

— Господин, — почтенно склонились и поздоровались с ним служанки, стреляя глазами то в меня, то в него, словно в ожидании очередной сплетни.

Воцаряется тишина. Я поднимаю голову, наши взгляды встречаются. Мой — упрямый, и его — чем-то снова недовольный.

В своих мечтах я смело ухожу из этого дома, на деле же покорно иду за ним, отвечая всего лишь на малейший кивок, который он кидает в сторону выхода. Муж словно принял правила игры и тоже молчит, безмолвие угнетает, придавливает к земле, мы медленно идем в комнату, он открывает дверь и пропускает меня вперед.

На кровати цветным ворохом лежат наряды. Много ярких красок, целое изобилие. Резные шкатулки с драгоценностями открыты, являя золото, изумруды, жемчуг… Я как будто попала в пещеру сокровищ. Меня душит отвращение, потому что дорогие роскошные тряпки и золото лишь подтверждение тому, что я продалась.

Пока я пряталась в этом доме, можно было еще притвориться, что я не легла в постель убийцы брата. Пока я не выхожу на улицу, можно считать себя невинной. Пока я молчу, можно делать вид, что не дала согласие на брак и на использование моего тела как инкубатора.

А теперь он хочет уничтожить те крупицы гордости, что мне чудом удалось сохранить. Но делать нечего, я иду вперед и, чувствуя за собой безмолвное присутствие Тагира, начинаю перебирать одежду. Касаюсь цветных одеяний.

Красные — как яркие полосы на спине Наили. Синие — как небо над головой в моем детстве, когда беззаботно бегала с Асланом наперегонки. Изумрудные — как трава на лугу, на котором Тагир признался мне в любви. Прикрываю веки и закусываю губу, не в силах сдержать поток воспоминаний.

Спина горит от взгляда моего навязанного мужа, воздух вокруг нас загустевает и становится вязким, как болотная топь, в которой можно утонуть, и я начинаю двигаться быстрее, чтобы занять руки и не думать об его пристальном внимании.

— Ясмина, дорогая, какие красивые наряды подарил мне Тагир! — в комнату медленно входит Наиля, которая разбавляет молчание своим щебетанием. — Не переживай, я и с тобой поделюсь.

Впиваюсь в бывшую подругу взглядом, пытаясь понять, насколько она слаба. Движения у нее хаотичные, как и всегда, глаза бегают туда-сюда, но я замечаю, что от Тагира она держится на расстоянии и реагирует на каждое его шевеление. На каждый вздох.