Стискиваю челюсти, скрежеща зубами. Большего бреда он произнести не мог. Ловлю его взгляд, направленный на Ясмину, и выхожу из равновесия. Старый пес, а всё туда же. Его неуместное внимание злит, заставляет сжимать кулаки.

— Садитесь в машину, — рычу женам, и Наиля быстро юркает внутрь салона, видимо чувствуя напряжение, витающее в воздухе.

А Ясмина… Она, будто почувствовав мой пристальный взгляд в спину, обернулась. Ее острый взгляд как кинжал в сердце. Как шаровая молния в солнечное сплетение. Только с ней я весь как обнаженный на площади. Нервы как оголенные провода. Зверь перед прыжком на добычу. Раньше в моей душе жили нежность, любовь, трепет.

Теперь то, что я испытываю, больше похоже на дикую страсть и больную одержимость, когда трясутся руки от одного только вида желанной девушки. Когда кровь кипит в венах, разбавленная желанием. Сам себя пугаю и ничего не могу поделать с этой ненавистью, которая живет в душе моей Ясмины. Ее оттуда не выдрать, я знаю. Тогда есть ли у нас будущее?

Когда дверца за ними захлопывается, подхожу к Ахмету и цежу сквозь зубы, не оставляя сомнений, что я предельно серьезен.

— Еще один взгляд, и о тебе вспомнят даже те, кто канул в небытие, — щерюсь, глядя свысока на мужика, посмевшего жадно смотреть на Ясмину.

— Не горячись, Тагир, — выдохнул Ахмет, отводя глаза, не в силах выдержать мой напор. — Я всего лишь любуюсь твоим цветником. На скачках будет много наших, все будут оценивать твою новую жену. Стоило об этом думать, прежде чем брать в дом две таких красавицы.

Меньше всего желаю, чтобы кто-то смотрел на Ясмину. Из двух жен именно Наиля облачилась в откровенный наряд, но не покидает чувство, что пожирать взглядами будут другую. Ту, что может принадлежать одному мне. Ту, которая не молвит ни слова при мне, заставляя злиться и ненавидеть. Вот только не ее, а себя.

Каждый раз выхожу из себя, сатанею и хочу взять ее за тонкий хрупкий стан и трясти, пока она не выдавит из себя хоть слово. Обращенное ко мне, не к Наиле. Скажет мое имя, произнесенное без ненависти и презрения, что не покидают ее глаз. Несбыточные мечты. Неужели ты еще веришь в сказки, Тагир?

Не дождавшись от меня ответа, Ахмет садится в машину со стороны Наили, а я сжимаю руку в кулак, глядя невидящим взором в небо. Погода безветренная, что хорошо для скачек, но лучше бы лил ливень, тогда бы мы остались дома, и я был бы избавлен от необходимости выходить в свет с двумя своими женами. Завидная участь, которую желают себе многие, а для меня лишь бремя.

Сверху, среди небесной глади, нет для меня ответов, как поступить, да я и не прошу Аллаха направить меня. Время подчинения желаниям рода прошло. Настал час самому решить собственную судьбу.

Эмоции заглушают голос разума, а взятые обязательства сковывают по рукам и ногам. Но я давно не мальчик, сам способен обуздать неуместные чувства.

— Едем, — сажусь вперед и киваю Динару.

Машина трогается, в салоне полная тишина. Каждый боится привлечь к себе внимание, даже Наиля на удивление не щебечет, видимо опасаясь моего гнева. Это к лучшему.

На ипподроме сливаемся с толпой беснующихся азартных людей, живущих ставками на лошадей и ожиданием победы, быстрого выигрыша. Оглядываюсь в поисках знакомых лиц, задевая взглядом обеих своих женщин. Одна выставляет себя на обозрение, демонстрируя красоту, другая потупляет взгляд, желая находиться в другом месте. Стыд написан на ее лице.

И это вызывает агонию. Когда-то я желал, чтобы всё у нас было по согласию. Именно эта женщина должна ходить гордо и носить фамилию Юсуповой, быть моей женой и по светским законам. Вот только всё пошло неправильно, кощунственно. Имя моего рода носит Наиля, которая меньше всего достойна этой чести.

— Тагир, на кого ты будешь ставить в этот раз? — нарушает первая жена молчание, пока я любуюсь неподвижным профилем Ясмины и вдыхаю как одержимый запах ее тела.

Фраза Наили заставляет обернуться к ней. На губах растекается ядовитая улыбка. Знаю, что она делает. Хочет подчеркнуть наше общее прошлое. Слова сказаны будто мне, а на самом деле — Ясмине. Только вот та бровью не ведет, умеет держать лицо. Что она, что каменная статуя — разницы нет.

— На Буцефала, — удостаиваю ее короткого ответа, поглядывая на своего фаворита, гарцующего под жокеем, на седле видна белая надпись “10”.

— У нас с тобой всегда совпадали вкусы, — потупляет взгляд, демонстрируя показную скромность.

А я замечаю, как дернулась Ясмина. Черт. Совсем забыл, что ипподром может вызвать у нее тяжелые воспоминания о брате.

В это время звучит оглушительный звук выстрела, дающий команду ездокам пустить коней вскачь, публика взрывается громкими подбадривающими криками, а нас обдает пылью с линии забега. Слишком близко сидим…

* * *

Прошлое

Ясмина смеется, и ее улыбка сияет под отблесками солнечных лучей. Щурюсь, чувствуя, как в глаза бьет свет, а затем приоткрываю глаза. Яркий ореол над головой моей любимой освещает пространство вокруг ее тела, делая похожей на ангела. Да, это мой личный хранитель.

— Смотри, какой скакун, Тагир, породистый, — голос Аслана разрушает магию момента, но я продолжаю любоваться невестой.

— Все в наших краях знают, что брат моей Ясмины — лучший знаток лошадей, не буду спорить, — мельком глянул на Аслана.

Тот и не обращал внимания, что я не смотрю на него, сам гладил по холке коня, словно вся его жизнь была сконцентрирована в них.

— Приятно, — усмехнулся он, — Подарю тебе на свадьбу лучшего скакуна из своего табуна. Ахилла. Ахалтекинской породы, практически без недостатков. Мой любимец.

— Ты никогда не желал с ним расставаться, брат, — ахнула Ясмина и придвинулась к нам ближе, с восторгом глядя на коня. — Помню, дядя Бейрут приезжал, предлагал тебе целое состояние, ты отказался, а тут…

— Это весомый дар, — киваю, с изумлением глядя на Булатова-младшего.

Ни для кого в нашем крае не секрет, что Ясмина — его единственная и любимая младшая сестра, и для нее он пойдет на всё. Но любимец… Что ж, я недооценивал силу их привязанности. Свою сестренку Малику любил, но скорее как старший родственник, в обязанность которого входит защита чести рода — репутации наших женщин.

— Вроде мне положен махр на никях, а такой шикарный подарок делаешь Тагиру, — в полушутливой форме сказала моя любимая, но с легкой опаской посмотрела в этот момент на меня.

Я дернул уголком губ, не давая ей намека, что буду держать в черном теле и запрещать шутить. Знаю, что ее в семье воспитывают в строгих традициях, впрочем, как и мою младшую, вот только замужней девушке позволено больше вольностей. И я хочу дать ей чувство защищенности, опоры и поддержки. Всё, что она получила, когда я впервые обратил на нее внимание и пропал, влюбившись в нее без памяти.

Настоящее