– Да, – кивнула Лариса, – у меня к вам просьба. Ей учиться нужно, мы очень много времени потеряли, пока девочка проходила курс лечения…

– Я понимаю, я сделаю всё, что смогу.

На следующее утро, когда Лариса собиралась на работу, в дверь кто-то позвонил.

– Кто там? – спросила она Веру Петровну.

– Лариса Викторовна, тут участковый наш Иван Николаевич пришёл. И с ним ещё две женщины. Я их, кажется, знаю, – добавила она тихо, – они из совета опеки и попечительства.

Лариса встретила их в гостиной и спросила, чем она может быть полезна.

– У нас есть сведения, – начала одна из них, – что у вас находится девочка, которую вы обманным путём вывезли из детдома без разрешения директора и совета опеки и попечительства. Кроме того, девочку эту вы удерживаете насильно и не пускаете в школу.

Лариса молча слушала и смотрела на Ивана Николаевича, который всё это время стоял, опустив голову, и смотрел в пол. Почувствовав на себе взгляд Ларисы, он сказал:

– Ну, понимаете, Лариса Викторовна, я им говорил… А они настаивали, чтобы именно вот сейчас, так сказать, с проверкой… И поскольку это нарушение закона, они меня тоже позвали.

– Ну что же, – строго сказала Лариса, – пожалуйста, я отвечу на все ваши вопросы.

– На каком основании эта девочка была взята из детдома? Кто вам разрешил это сделать? – спросила одна из представителей совета опеки и попечительства.

– Разрешение на это дал лично директор детдома, – быстро ответил Лариса, а у самой в памяти вдруг возник предпоследний день, проведённый в Харькове. Когда Богдан отдавал ей какие-то бумаги, он долго объяснял, зачем они нужны…

Точно! Это же две папки, одна из них содержит всё, что касается лечения Оли в Харькове, а вторая – все другие юридические документы, переписка и разрешения. Богдан оказался очень предусмотрительным. Он настоял на том, чтобы Лариса заверила все документы лично у нотариуса.

Она сходила в кабинет за этими папками и протянула их женщинам. Те стали изучать документы, но внимание их привлекла фотография Оли. Увидев изуродованное лицо девочки, они переглянулись и спросили в один голос:

– Это и есть эта девочка? Она у вас?

– Эта девочка Ветрова Ольга Викторовна у меня. Вот документ, который подтверждает, что она прошла практически полный курс лечения. Мы только неделю назад вернулись из Харькова.

– А можно нам её увидеть?

– Можно, – ответила Лариса и попросила Веру Петровну позвать Олю.

В гостиную зашла Оля, поздоровалась со всеми присутствующими.

– Мама, ты меня звала? – спросила она у Ларисы.

– Да, Оленька, подойди сюда.

Представители совета опеки и попечительства смотрят на Олю, затем на фотографию…

– Как твоя фамилия, девочка? – спросила одна из них.

– Ветрова.

– А зовут тебя как?

– Оля.

– Отчество?

– Викторовна.

– А это кто? – вмешалась вторая и пальцем показала на Ларису.

– Это моя вторая мама, – ответила Оля.

– А… А где твоя первая мама?

– А моя первая мама и папа попали в катастрофу и погибли. А это моя мамочка, – она прижалась к Ларисе, – мамочка, не отдавай меня им, они меня хотят опять в детдом. Не отдавай!

– Нет, Оленька, они хорошие, они тебя никуда не заберут, – сказала Лариса, прижав девочку к себе.

Она попросила Веру Петровну увести Олю, дождалась, пока Оля не скрылась за дверью, затем развернулась к женщинам и грозно сказала, обращаясь сразу ко всем:

– Даже и не думайте, я ребёнка не отдам больше в детдом на истязание. Даже вам, Иван Николаевич. Хоть ОМОН сюда придёт, я девочку не отдам!

Повисла недолгая пауза.

– А какого вы ребёнка нам подсунули? – вдруг спросила первая женщина, – у неё такие шрамы, которые невозможно так…

– Вот вам документы, читайте – там всё написано. А теперь уходите отсюда, уходите и больше не приходите сюда! – перебила её Лариса, ещё раз мысленно поблагодарив Богдана за его предусмотрительность.

– Лариса Викторовна, не расстраивайтесь, всё нормально, – заикаясь, сказал участковый.

– Хорошо, мы тогда поговорим в другом месте, – сказали женщины и ушли, забрав с собой копии документов и участкового.

Лариса поджала губы. Она не знала, что делать. Она решила рассказать обо всём Петру Васильевичу – руководителю её охранной фирмы – и позвонила ему. Тот незамедлительно приехал и, поняв ситуацию, первым делом успокоил Ларису, сказав, что ничего страшного не произошло.

Богдан проводил Ларису до гостиницы. По дороге к себе он всё думал, чем его так привлекла эта женщина. Да, она, безусловно, красива, умна, манеры её не могут не привлекать, но что-то в ней было ещё. Что-то такое, что заставляло думать Богдана о ней так, как о той, о которой он мечтал всю свою жизнь… Даже несмотря на то, что знает он её ещё всего ничего.

Богдан был уже не мальчиком. И за свою жизнь уже бывал женат. Женат по любви, как он считал. Но не сложилось, пришлось расстаться. Жена его была невероятно красивая, на несколько лет моложе его. А он тогда уже был адвокатом, как ему говорили, «подающим надежды». Когда они поженились, она была лишь на втором курсе. Богдан был счастлив и, не жалея себя, старался в эти страшные 90-е годы создать приемлемые условия для жизни, брал много работы. А в свободное от работы время он всё время мечтал о детях, но Карина говорила, что не бросит учёбу ради пелёнок. Детей она не хотела. А хотела она ездить на море, за границу. Но Богдан не мог каждый раз её сопровождать, поэтому чаще она ездила одна…

Однажды, возвратившись из очередной поездки, она начала ревновать Богдана: к его клиентам, к его работе, к тому, что он поздно возвращается домой. Богдан не мог понять причины, ведь он никогда не давал ей никакого повода сомневаться в его чувствах. Всё же было хорошо – жили они всегда в согласии, а тут вдруг ревность, сцены…

Но Богдан был умным человеком и быстро догадался о реальных причинах. Он всячески отгонял от себя эту мысль, но всё было похоже на то, что в одной из поездок его Карина завела себе друга… А лучшая защита, как говорят, – нападение… Поэтому и пришлось расстаться.

Уже пять лет до встречи с Ларисой его все считали женоненавистником, несмотря на то, что многие женщины проявляли к нему симпатию. Когда он впервые увидел Ларису, ему сразу бросилось в глаза то, как заботится она о ребёнке, попавшем в беду. Для него это был тот идеал женщины-матери, который он и искал, который он стремился разглядеть в Карине, но не смог. Но время сильно изменило его. Он несколько раз звонил, интересовался, как идут дела. Сам, как мог, способствовал и помогал. Но что ему делать дальше, он не знал.