Но изменилось в ней не только лицо. Оля дала себе слово, что отныне она никогда и никому не станет отвечать на второй голос.

Оля сидела на кровати и думала о детдоме, в который ей предстоит вернуться. В этот момент зашла Лариса.

Лариса ожидала увидеть счастливую Олю, но та почему-то только посмотрела на неё грустными глазами и поздоровалась с ней, назвав по имени-отчеству. Лариса даже испугалась: обычно девочка всегда вскакивала и бежала ей навстречу, называла мамой. Лариса села рядом с ней.

– Оля, что случилось?

– Лариса Викторовна, не отвозите меня обратно, пожалуйста, в этот детдом. Найдите мне другой, где меня не будут называть плохими словами, где меня не будут бить. Посмотрите, я почти уже как все. Шрамы не считаются. Борис Николаевич обещал, что это тоже скоро пройдет. Я ведь теперь не кривая, не косая, не рваная, я же теперь как человек. Прошу вас, не отвозите меня в этот детдом.

Лариса обняла Олю.

– Что ты, что ты, Оленька, не надо. Ты не поедешь в детдом.

Оля отодвинулась.

– Лариса Викторовна, я тебе давно хотела сказать, но стеснялась. Но сейчас меня уже отвезут скоро в детдом, а я тебе так и не сказала. У тебя на правой ручке чуть выше локтя что-то не твоё.

– Что не моё? – не поняла Лариса.

– Что-то там внутри чужое. Оно какое-то нехорошее.

Лариса взяла себя за руку, не понимая, что Оля имеет в виду.

– Понимаете, когда вы тогда с лестницы упали…

Лариса ушам своим не поверила.

– Когда?..

– Ну, когда вас из вашей квартиры выталкивали. Вы упали и очень ударились правым локтем.

Лариса не могла понять – она никому в жизни этого не говорила. А здесь… Откуда эта девочка вдруг узнала об этом? Она хорошо помнила это, но ушиб локтя она не помнит. Боль в районе живота перебила тогда всякую другую боль.

– Оля, а откуда ты знаешь, что я падала с лестницы?

– Ну, как же, ты же мне сама рассказывала.

– Когда? – Лариса ничего не могла понять.

– В кафе, когда вы увидели меня в первый раз. Вы сидели, пили кофе, а я подошла к вам, потому что мне почему-то стало очень интересно о вас узнать. Я другим голосом попросила рассказать вас о себе, и ты начала мне рассказывать, как в школу ходила, как училась, а потом как влюбилась, а потом родители твои в автокатастрофе, как и мои, погибли. А потом начались страшные годы: мужа твоего нашли в пруду, а тебя из квартиры выгнали, сказали, что продано. Тебе было очень больно, и у тебя родился мертвый ребёнок. Ты долго лежала в больнице. Потом ты много работала и вот заработала… Я тоже хочу учиться и много работать, чтобы быть независимой, чтобы меня не били и ничего не отбирали…

Лариса вспомнила, что перед тем, как она увидела Олю в первый раз, она сидела в кафе, пила кофе и вспоминала всю свою жизнь. Кажется, она даже глаза прикрыла… А оказывается, она просто отвечала девочке…

Лариса обняла Олю и сказала ей:

– Оля, ты не поедешь в детдом, ты будешь жить у меня. Изредка нам ещё нужно будет приезжать сюда, чтобы тебя осмотрели; Борис Николаевич сказал, что тебе нужно будет периодически проходить некоторые процедуры.

Оля подпрыгнула на кровати от радости, обхватила шею Ларисы и закричала:

– Мама, мамочка, спасибо тебе! Мамочка, покажи Борису Николаевичу свою ручку. Я в первый раз заметила, когда ты меня из ванной вынула и в такое мягкое полотенце обернула. Пока меня лечили, я заметила, что это нехорошее почему-то увеличивается…

– Хорошо, хорошо, Олечка, я обязательно покажу Борису Николаевичу.

Лариса попрощалась с Олей и вышла. Пока шла к Борису Николаевичу, она щупала свою руку и не могла понять, как эта девочка смогла прочесть её мысли, когда она просто вспоминала. У Ларисы в голове не укладывалось, как это возможно. Лариса шла и щупала правый локоть: вроде бы ничего там и нет.

Она зашла к Борису Николаевичу. Он сидел за рабочим столом и что-то изучал, глядя на мониторы. Он пригласил Ларису взглянуть.

Взглянув на монитор, Лариса увидела слева фотографию обожженного лица девушки, очевидно попавшей в какую-то катастрофу. Лицо было сильно повреждено, через всю голову проходили многочисленные стягивающие шрамы. Ларисе стало не по себе, поэтому она отвела взгляд и посмотрела на фотографию справа, где то же самое лицо, но уже без этих ужасных шрамов и повреждений. Лариса сначала подумала, что фотография справа сделана до катастрофы, но Борис Николаевич объяснил ей, что фотография справа была сделана уже после страшной аварии, в которую попала эта девушка.

– Эта девушка чуть не погибла при пожаре. Как вы видите, повреждения она получила очень тяжкие. Но вот фотография, – Борис Николаевич указал на фотографию справа, – была сделана совсем недавно.

Лариса удивлёно посмотрела на Бориса Николаевича, хотела что-то сказать, но Борис Николаевич продолжил.

– Понимаешь, какое дело, это работы профессора Харьковской академии. Этот профессор, доктор медицинских наук, Тамара Григорьевна Григорьева. Она заведует кафедрой пластической хирургии, а также руководит Центром термической травмы. Когда Украина и Россия были одним государством, мы учились в одних институтах, по одним учебникам, печатались в одних журналах и рецензировали друг друга. Сейчас мы уже разные государства, но я ещё помню её начальные работы, которые уже тогда поражали воображение. А сейчас она достигла таких высот, что, глядя на её проекты, чувствуешь себя мастеровым, работающим топором на фоне Тамары Григорьевны. Лариса Викторовна, я и мои специалисты сделали всё, что мы можем, но такого, – в этот момент он вновь указал на фотографию справа, – нам не добиться. Я предлагаю обратиться за помощью к Тамаре Григорьевне, у меня есть её координаты. Давайте позвоним.

Он набрал номер, когда на том конце ответили, он представился и попросил соединить с Тамарой Григорьевной. Его соединили, он представился доктором Масловым и сказал, что у него есть клиентка, маленькая девочка, что он частично знаком с её работами, и ему бы хотелось проконсультироваться, по возможности, привезти ребёнка в академию на консультацию и лечение.

Тамара Григорьевна сказала, что заочно и не видя пациента сложно что-то говорить, но если они приедут, то можно будет обсудить этот вопрос.

– Когда вы можете приехать? – Борис Николаевич спросил у Ларисы.

– В любое время, – сказала она.

Так он и сказал.

– Хорошо, за день позвоните, на вашу фамилию будет заказан пропуск, – и положила трубку.

– Так, Олю мы, конечно, взять не сможем.

– Почему?

– О, вы не знаете, насколько это сложно провести ребёнка через границу, мы же теперь разные государства, столько нужно бумаг, чтобы провести Олю… Даже когда родители есть у ребёнка, даже с дедушкой и бабушкой нельзя перевести без нотариальной доверенности. Мы сделаем так, мы поедем вместе: я со всеми документами, которые у меня есть. Со снимками и всем остальным. Поговорим, а потом решим, что делать дальше.