Есть точка зрения, что Соединенные Штаты якобы ввязались в ненужную им войну только из-за своих шапкозакидательских настроений. Но после сражения на реке Дранг эта заносчивость стала с каждым днем таять, хотя высшее командование так от нее и не избавилось. После битвы на Дранге партизанская война не велась, разве что в дельте, и старая задумка северовьетнамского генерала Зиапа — овладеть Югом через горы, разделив страну на две части, — стала восприниматься вполне серьезно даже самыми влиятельными американцами.

Ну и местечко! Противник не считался ни с какими потерями. Когда закончился страшный бой за высоту 875 в Дакто, мы заявили, что уничтожено 4000 вьетнамцев, настоящая бойня: мы тоже понесли потери, но ни у кого не возникало сомнений в том, что американцы победили. Но когда мы добрались до вершины горы, то увидели там лишь четырех убитых северовьетнамцев. Четырех! Конечно, их погибло больше, на несколько сотен больше, но подсчитанных, сфотографированных и официально захороненных трупов оказалось лишь четыре. А где же их командир? Куда все подевались? Земля призраков. Там вообще все призрачно, и война тут ни при чем. Это место, где вы не владеете ситуацией. Что-то где-то мелькнуло — и вам придется за это дорого заплатить. Или, наоборот, не мелькнуло — и в этом случае вас тоже ждет расплата. Здесь с вами никто не станет играть в кошки-мышки, вас просто убьют за то, что вы сюда вторглись. Города носят имена, которые вызывают оторопь и холодок в костях: Контум, Дак-Мот-Лоп, Дак-Роман-Пен, Полей-Клен, Буон-Блех, Плейку, Плей-Ме, Плеа-Ви-Дрин. Даже двигаться через эти города или расположиться лагерем где-то рядом означает лишиться рассудка, и если я когда-то и лежал пластом, позабыв обо всем на свете, — то это было там, в горах. Вполне достаточно, чтобы американский командир рухнул на колени и взмолился: «О Боже! Сделай все по-нашему, хоть раз! У нас есть сила, так дай нам приемлемые условия!» Даже доблестная 1-я кавалерийская, хорошо вооруженная и мобильная, не добилась успеха в горах. Убили много их коммунистов — и это все, что удалось сделать, потому что большое число убитых коммунистов еще ничего не значит и ничего не меняет.

Син Флинн — фотограф, который знает о вьетнамской войне не понаслышке, рассказал мне, что однажды он стоял на огневой позиции с командиром батальона. Смеркалось, из долин полз туман, и вместе с ним наступала ночь. Полковник, прищурившись, долго смотрел вдаль. Потом повел рукой в сторону покрытых лесами холмов и горных хребтов, тянущихся в Камбоджу («Священную!»). «Флинн, — сказал он, — где-то там… целая 1-я северовьетнамская дивизия».

О Боже! Сделай по-нашему! Всего только один раз!

3

Где-то поблизости, в пределах дальности стрельбы от военной базы Кесан, не дальше двадцати километров, на расстоянии одного дневного перехода, в готовности для атаки, скрытно, тихо и зловеще, расположились пять дивизий северовьетнамской регулярной армии. В последние недели 1967 года сложилась следующая ситуация.

Где-то на юго-западе стояла 304-я северовьетнамская дивизия. Восточнее (точно неизвестно, где именно) находилась 325-я. 325-я «С!» была развернута в опять же неизвестном нам точно месте к северо-западу, а 324-я «В!» (самый опасный ударный кулак из всех) находилась где-то к северо-востоку. Еще имелась какая-то неизвестная дивизия по ту сторону лаосской границы, и ее пушки были так глубоко спрятаны в склонах гор, что даже наши В-52 не могли причинить им вреда. Все эта территория, с горными хребтами, крутыми склонами и теснинами, с трижды замаскированными укрытиями, тонула в густых муссонных туманах. И целые дивизии оставались там невидимыми.

Авиация помогала разведке морских пехотинцев (я видел много следов, ведущих на базу, и ни одного, который бы шел с базы), и летчики с тревогой замечали усиление активности противника. Кесан всегда находился рядом с тайными тропами — «оседлал их», как говорили в штабах. Это узкое, но хорошо видное отовсюду плато царило над холмистой местностью неподалеку от лаосской границы, и во всех войнах, которые вели вьетнамцы, играло важную роль. По тропам, которые теперь использовали северовьетнамцы, двадцать лет назад передвигались вьетнамские коммунисты 1940-х годов. О ценности этой позиции можно судить по тому, что она несколько лет удерживалась лишь небольшой спецгруппой, в составе которой было меньше дюжины американцев и примерно четыре сотни туземцев — вьетнамцев и монтаньяров. Когда спецгруппа впервые прибыла сюда в 1962 году, она построила казарму, служебные помещения, клуб и сделала навесы над оставшимися от французов бункерами. А северовьетнамцы просто проложили новые тропы в километре от Кесана. «Зеленые береты» патрулировали окружающие леса, но очень осторожно, потому что почти всегда находились в окружении вражеских лазутчиков. Службу в Кесане нельзя было назвать самой комфортабельной во Вьетнаме, но ничего опаснее засад для патрулей или редких минометных обстрелов здесь не было, а без них в этой стране не обходится нигде. Северовьетнамская армия рассматривала Кесан как важную и даже ключевую позицию и в любой момент могла попытаться им завладеть. Но если мы хотели иметь здесь не просто символический аванпост — нельзя же без конца терпеть, что вражеские лазутчики безнаказанно рыскают вокруг, — следовало сделать базу получше. Никто не строит базы так, как американцы.

Весной 1966 года, после обычного патрулирования, наша спецгруппа сообщила о заметном росте численности вражеских войск в непосредственной близости от Кесана, и на подмогу прислали батальон морских пехотинцев. Через год, в апреле и мае 1967 года, во время крупной, но обычной операции «поиск и уничтожение», морпехи обнаружили примерно батальон северовьетнамцев, занявших северную и южную высоты 881, и вступили в бой. Тогда обе стороны понесли большие потери. Бои становились все ожесточеннее. Высоты мы взяли, но через несколько недель вновь оставили. Морпехов, которые могли бы удерживать высоты (откуда еще наблюдать за передвижениями лазутчиков, как не с господствующей высоты 881 метр?), отозвали обратно в Кесан, где место 1-го батальона 26-го полка морской пехоты занял 3-й батальон, которому было поручено заняться северо-вьетнамцами вплотную и если не изгнать их из этого района, то хотя бы вытеснить в удобные для контроля места. 26-й смешанный полк был сформирован в тактическом районе ответственности 5-й дивизии морской пехоты, и эта нумерация осталась в бумагах даже после того, как полк оказался в подчинении командования 3-й дивизии морской пехоты, со штабом в Донг Ха, около демилитаризованной зоны.

К лету стало ясно, что овладение северной и южной высотами 881 составляло только малую толику вражеских планов. Патрулирование усилилось (и оно считалось самым опасным в зоне I корпуса), а на военную базу Кесан — так она теперь называлась — прибыли подкрепления из 26-го полка. Саперы построили 600-метровую бетонную взлетно-посадочную полосу, пивной бар и офицерский клуб с кондиционерами, а штаб полка разместили в пустом французском бункере. Однако проблемы Кесана до поры интересовали лишь самих морпехов. Только несколько опытных журналистов что-то слышали об этой базе и небольшом городке с тысячей монтаньяров в четырех километрах к югу. И только в ноябре, когда противник скопил вокруг невероятно большие силы, а полк был полностью укомплектован (6000 человек, не считая прикомандированных подразделений 9-го полка морской пехоты, плюс 600 вьетнамских рейнджеров, два отряда саперов, эскадрилья вертолетов и подразделение спецназа), морпехи «проговорились», что целью их является не просто строительство базы, а нечто более существенное. Примерно в это же время среди журналистской братии стало распространяться британское издание в мягкой обложке книги Жюля Руа «Битва при Дьенбьенфу». Книгу обсуждали на террасе бара в отеле «Континенталь», в ресторанах «Адмирал» и «Атерби», на 8-й авиабазе в Тан Сон Нхат, в пресс-центре при штабе морской пехоты в Дананге и в большом конференц-зале Объединенного управления США по связям с общественностью в Сайгоне, где ежедневно в 16.45 устраивали брифинг. На него все смотрели как на веселый файф-о-клок, и почерпнутые сведения и взгляд командования (твердо заявленный) на произошедшие события по-оруэлловски переосмысляли. Те, кому удавалось найти книгу Бернарда Фолла о Дьенбьенфу «Ад в крохотном месте», читали ее. Многие отдавали предпочтение этому сочинению как более серьезному, там лучше описывалась тактика, а не просто обсасывались штабные сплетни, что с таким надрывом делал в своей книге Руа. Во время первых брифингов в штабах морской пехоты в Дананге или Донг-Ха само упоминание о Дьенбьенфу расценивалось как бестактность, присущая охотникам за жареными новостями. Военные, которых обязали общаться с прессой, раздражались даже при ссылках на давний разгром французов. Многие из них ничего толком не знали, а остальные терялись и не могли двух слов толком связать. Но чем сильнее они злились, тем сильнее наседали на них журналисты. Первое время казалось, что ничего такого ужасного и зловещего, как в Дьенбьенфу, не происходит. Но все соглашались, что кое-какие параллели с Кесаном явно просматривались.