– Думаю, забеспокоился бы, что ты меня увезешь. Больше работать под куполом некому. Сестра еще слишком мала, ей только что исполнилось тринадцать, а на протяжении вот уже сорока лет Марковичи постоянно выступают на высоте. Так что, пока Мина не вырастет, надежда только на меня. К тому же она боится. – Сама Кристиана страха не знала, и от этого ее номер выглядел фантастическим.

– Если сорвешься, все равно никого не останется. Твоя мама погибла, а отец покалечился. Как же он может толкать тебя на страшный риск?

– Таково наше наследие, традиция. Мой дедушка владел лучшим в Варшаве цирком, но потом проигрался в карты и был вынужден его продать. В Америку родители приехали двадцать лет назад, когда я была совсем маленькой. Цирк – это вся наша жизнь. Но не твоя, Ник. Когда-нибудь ты непременно уедешь. Когда отец узнает о нас, он испугается именно этого.

– А разница в возрасте его не смутит? – Самого Николаса больше всего волновало, что скажут люди: не осудят ли его, зрелого мужчину, за связь с молоденькой девушкой, не объявят ли соблазнителем. Несмотря на пылкие чувства, до сих пор их отношения оставались целомудренными. Николас не хотел торопить события, не хотел ставить Кристиану в зависимое положение – для этого он слишком ее любил. Даже к покойной жене отношение было иным, значительно менее романтичным и возвышенным. А сейчас ему казалось, что начинается новая, лучшая жизнь.

– Ничуть. На возраст отец внимания не обратит, – успокоила Кристиана. – Сам он на двадцать восемь лет старше мамы, она была его второй женой. – Сейчас Марковичу было семьдесят, а Питеру, старшему сыну от первого брака, исполнилось сорок – всего на три года меньше, чем Николасу. – Его заботит лишь одно: чтобы я не бросила цирк.

– А что, если однажды тебе захочется изменить жизнь?

– Другой жизни я не знаю, – просто ответила Кристиана. Николасу отчаянно хотелось разделить с ней лучшее будущее, но предложить он ничего не мог, а она была счастлива настоящим и ни разу не задумывалась о возможности перемен. Цирк оставался для нее таким же священным наследием, каким сам он считал старинное поместье в Баварии. Цирк подарил судьбу, а в ответ требовал самоотверженной преданности.

Они встали и медленно пошли обратно, наслаждаясь уединением вдали от привычной суеты клоунов, жонглеров, гимнастов, слонов и просто постоянно снующих вокруг людей. Приближалось время весенних гастролей; артисты деловито готовились к отъезду, отрабатывая номера и совершенствуя костюмы. Несмотря на все несчастья и неурядицы, Николас никогда еще не испытывал подобного умиротворения. Кристиана обладала душевным спокойствием и сумела внести в его существование гармонию и тихую силу. Отныне он воспринимал действительность под иным углом: вместо потерь видел жизнь рядом с любимой и благодарил судьбу за благословение.

Перед отъездом из Сарасоты цирк дал несколько представлений. Всякий раз, наблюдая за работой Кристианы, Николас приходил в ужас. Теперь страх приобрел форму физического недуга и действовал разрушительно. До той минуты, когда любимая благополучно спускалась с небес на землю, он терял возможность думать, двигаться и даже дышать. Становилось ясно, что продолжаться жестокое истязание не должно, тем более что пару раз Кристиана едва не потеряла равновесие. Вечером, наедине, Николас не сдержался и откровенно высказал все, что думал.

– Неужели не понимаешь, что делаешь? Каждый раз смертельно рискуешь! Везение не может продолжаться вечно! – Выглядел он отчаянно несчастным и с трудом сдерживал слезы. Проволока под куполом цирка превратилась в постоянный и единственный повод для споров.

– Может. Моя бабушка не сорвалась. Дожила до глубокой старости и умерла в своей постели.

– Бабушка – исключение из правила. Знаю, что не должен вмешиваться в твою работу, но хочу, чтобы ты сохранила свою жизнь для меня.

– Даю честное слово, – торжественно пообещала Кристиана, однако Николасу легче не стало. Всякий раз, когда она легко, словно ящерица, скользила по канату к крошечной платформе под куполом, он цепенел от ужаса.

В конце января газеты сообщили, что, выступая в Рейхстаге, Гитлер открыто угрожал евреям. Николас не удивился, однако безумная речь шокировала весь мир. Фюрер заявил, что Европа не увидит мира до тех пор, пока «не избавится от еврейского вопроса». Сомнений в кровавых намерениях нацистов не осталось. Судя по всему, генерал, который приехал к Паулю фон Бингену, чтобы предупредить о надвигающейся угрозе, знал, о чем говорит.

Спустя несколько недель Джон Ринглинг Норт попросил Николаса и Кристиану вместе зайти к нему в кабинет. Они решили, что президент узнал об их чувствах и собирается выразить неудовольствие. В то же время в контрактах обоих не существовало ни единой строчки, запрещающей близкие отношения: в цирке постоянно случались романы, а время от времени заключались браки и рождались дети. И все же Николас опасался упреков, а потому не мог справиться с нервозностью. Да и Кристиана чувствовала себя школьницей, которую вызвали к директору. Однако мистер Норт встретил своих артистов широкой улыбкой. Не понимая, что у него на уме, те старались не смотреть друг на друга.

– Хочу обсудить с вами одну идею, – начал президент. – Вот уже несколько лет Кристиана остается нашей главной звездой. – Он пристально посмотрел на девушку и перевел взгляд на ее спутника. – Ты, Ник, скоро тоже покоришь небосклон. Сомнений нет уже сейчас, а ведь гастроли еще не начались. – Действительно, на каждом представлении липицианы вызывали бурный восторг зала, а их хозяин и наездник доводил дам до безумия. Красавец аристократ из Европы появлялся на белом коне, словно сказочный принц. Даже придирчивые и ревнивые коллеги не могли не признать, что выглядит он потрясающе.

– Предлагаю вам объединить номера, – продолжил мистер Норт и снова широко улыбнулся. – Нет-нет, Ник, не бойся, тебе не придется забираться на проволоку. А вот Кристиана вполне может прокатиться на одном из твоих липицианов. Если бы вам удалось объединиться в рамках твоего номера, публика пришла бы в восторг. Прекрасный рыцарь и волшебная фея. – Он посмотрел на Кристиану. – Ты умеешь держаться в седле?

– Совсем немного, – ответила та, испытывая одновременно растерянность и облегчение: выговора, которого она опасалась, к счастью, не последовало.

– Могу научить, – с готовностью предложил Николас. Идея ему понравилась. – Можно, например, станцевать верхом вальс. Для этого мне потребуется немного поработать с лошадьми, а на первое время можно придумать что-нибудь несложное. По-моему, будет замечательно. – Он пришел в восторг. Эмоциональное обсуждение продолжалось еще несколько минут, после чего взволнованные артисты словно в полусне вышли из кабинета. Событие казалось судьбоносным: теперь уже ничто не помешает проводить вместе дни напролет, начиная с репетиций и заканчивая вечерними представлениями. До начала гастролей оставалось шесть недель – ровно столько Норт отпустил на подготовку номера.

– Уф, а я-то испугалась, что у нас начались неприятности. – Кристиана по-девчоночьи захихикала и от этого сразу стала еще моложе.

– Неприятности начнутся в том случае, если не сумеем придумать что-нибудь стоящее. Положись на меня, сегодня же начну сочинять сюжет.