Внезапно проволока дрогнула. Толпа в ужасе ахнула, однако гимнастка без труда восстановила равновесие. Как будто насмехаясь над зрителями, повернулась, сделала несколько шагов в обратную сторону, потом повернулась еще раз и продолжила опасный путь. У Николаса закружилась голова: напряжение показалось невыносимым. Не составляло труда понять, почему именно этот номер считался звездным и завершал представление. Кристиана заслужила успех и славу. Бесконечное выступление продолжалось, нервы зрителей едва выдерживали испытание. И вот, когда Николас уже изнемогал от страха, гимнастка закончила воздушное путешествие, грациозно прыгнула и приземлилась на противоположной платформе – такой маленькой, что там с трудом помещались ее крошечные ножки. Публика разразилась бурными аплодисментами. Артистка поймала канат, с гибкостью ящерицы скользнула вниз, на пол, и элегантно поклонилась. В порыве восторга и благодарности зрители вскочили с мест. Юное создание только что рисковало не только здоровьем, но и самой жизнью, а они видели лишь эффектное, захватывающее развлечение. Николас не сразу понял, что дрожит: трудно было представить зрелище страшнее.

Кристиана убежала за кулисы, братья последовали за ней, подобно королевской свите, отец уехал на коляске. Когда-то он сам выступал под куполом цирка и не уступал дочери ни в мастерстве, ни в самообладании, ни в дерзости. А жена его поражала публику грацией и легкостью – до тех пор пока не сорвалась и не разбилась насмерть. Николас не мог представить, ради чего стоит так рисковать. Ему уже доводилось видеть выступление Галины: ее номер восхищал, но не вызывал столь бурных, противоречивых чувств. Секрет магии Кристианы заключался в невероятном сочетании легкости, ловкости, нечеловеческого чувства равновесия и способности вселять в сердца людей смертельный ужас. Она выглядела слишком молодой и прекрасной, чтобы погибнуть, но и мать ее была немногим старше, когда рассталась с жизнью: дочка была еще маленькой. Николас слышал, что девочку воспитали отец и тетка.

Все еще дрожа, он сел верхом на Пегаса, чтобы принять участие в заключительном торжественном параде: Кристиана заслуженно завершила триумфальное представление. Праздничное шествие под бурные аплодисменты публики и бравурную музыку развеяло мрачные мысли: по манежу шествовали все артисты – и люди, и животные. Самые яркие звезды восседали на слонах; Кристиана, конечно, ехала первой. Клоуны бегали и кувыркались, создавая веселую суету. Все прошло великолепно, и все же во время смертельного номера сердце Николаса едва не остановилось. Сейчас, во время парада, Пегас гордо замер возле Кристианы, которая танцевала на спине самого большого слона. Она посмотрела на всадника, взгляды встретились. Николас отсалютовал шляпой, а гимнастка в ответ улыбнулась. Легкая, как воздух, в это мгновение она выступала только для него, но медлить было нельзя: Николас перевел Пегаса в легкий галоп и проехал вперед. Очарование прекрасной феи не поддавалось определению; трудно было сказать, что привлекало больше: шокирующий риск, которому она подвергала свою жизнь, или редкая красота, но после каждой встречи образ ее долго не давал покоя. Больше всего хотелось понять, почему отец позволяет дочери делать то, что свело в могилу ее мать и превратило в инвалида его самого. Галина была права, когда назвала этого человека сумасшедшим.

Представление торжественно завершилось. Николас и Тобиас отвели лошадей в конюшню, почистили, накормили, напоили, и только после этого медленно пошли домой. Голова кружилась от звуков, запахов, возбуждения и волнения. В ушах все еще звучала чересчур громкая, излишне бодрая музыка.

– Сегодня я посмотрел номер Кристианы Маркович, – небрежно заметил Николас. Их собственное выступление прошло на высшем уровне. Пегас стал звездой, и наездник прославился вместе с ним. – Это же полное безумие! – Даже сейчас, от одного лишь воспоминания, на душе становилось нехорошо. Малейшей неточности хватило бы, чтобы сорваться и разбиться. Номер Галины выглядел занимательным, в то время как Кристиана заигрывала со смертью. Колоссальная разница бросалась в глаза.

– Все говорят, что они ненормальные. – Тобиас равнодушно пожал плечами.

– Отец-то уж точно, раз из вечера в вечер позволяет дочери испытывать судьбу. Если бы ты решился на что-нибудь подобное, я бы тебя убил. – Николас никак не мог найти оправдание жестокому риску.

– Именно этим Марковичи и занимаются, – усмехнулся Тобиас. За шесть недель и сам цирк, и все, что в нем происходило, превратились для него в обыденность. А теперь влюбленность окрасила мир в радужные тона. Роман с Катей расцветал. Обе семьи об этом знали и считали отношения детей милыми – до тех пор пока те не вышли за рамки дозволенного. Галина пристально следила за дочкой и внушала ей строгие правила. Николас, в свою очередь, предупредил сына, чтобы тот держал себя в руках и не заходил слишком далеко. Тобиас обещал вести себя благоразумно. Чувства оставались невинными, и родители надеялись, что так будет и дальше.

Ночью, лежа в постели, Николас продолжал думать о Кристиане и ее фантастическом номере. Перед глазами стояла парящая в вышине точеная фигурка: вот она повернулась, потом еще раз и снова двинулась над притихшей от ужаса толпой. Потом, в кошмарном сне, он увидел, как она падает, бросился куда-то, пытаясь спасти, но не успел, и в полной тишине девушка провалилась в черную дыру, успев печально на него посмотреть. Николас проснулся в холодном поту и все еще думал о ней, когда снова засыпал. Утром страхи отступили, однако воспоминания о ночном кошмаре сохранились. Чрезмерная опасность казалась невыносимой. Днем он рассказал о своих переживаниях Галине, и в ответ та театрально закатила глаза.

– Вся их семья ищет смерти, – осуждающе пояснила она. – Во всем виноват отец. Этот ненормальный старик считает, что единственное, что существует на свете, – это проволока, натянутая под куполом цирка. Конечно, девочка просто обязана работать со страховкой, но тогда публика не станет реагировать так неистово. Ну а мне рисковать жизнью нельзя: у меня дети, – заключила она просто. Николас знал, что Галина тоже время от времени забывала о благоразумии и выступала без сетки, хотя сейчас уже все реже и реже. И всякий раз после опасного номера Сергей сердился и неделями не разговаривал с женой. Руководство цирка не побуждало Галину нарушать правила безопасности: для этого в труппе существовала Кристиана. К тому же в семье Марковичей подрастала вторая дочка – Мина, которую отец тоже нещадно муштровал. Сейчас ей было только тринадцать лет – слишком мало, чтобы подниматься под купол – однако через несколько лет девочку ожидала участь старшей сестры.

Через два дня после рождественского представления Николас, Тобиас и Лукас в тесном семейном кругу отметили сочельник. Купили маленькую елочку, поставили в гостиной и нарядили. Снаружи повесили гирлянду из лампочек. Разноцветные огоньки напоминали о празднике, но трейлер все равно выглядел убого. Николас печально вздохнул: он ненавидел эту конуру и не хотел жить хуже своих лошадей. Но в цирке все ютились в тесных прицепах и ни о чем другом не мечтали.

В сочельник на елке зажгли свечи. Сразу вспомнилась Германия; к глазам подступили слезы. Николас сидел с детьми за праздничным столом и старался не думать об отце, Алексе и череде проведенных дома счастливых рождественских праздников. Во Флориде они жили всего два месяца, но казалось, что прошла вечность. Сыновья чувствовали себя прекрасно и быстро приспосабливались к новым условиям, а вот Николас то и дело спрашивал себя, удастся ли когда-нибудь вернуться к нормальной жизни среди людей, вместе с которыми вырос, в доме, где семья обитала на протяжении нескольких веков. В Америке все вокруг казалось новым и совершенно чуждым – за исключением детей и лошадей. Цирк представлял собой причудливый, ни на что не похожий мир. Сможет ли он привыкнуть настолько, чтобы почувствовать себя своим? Даст ли судьба шанс вновь увидеть родину или придется навсегда остаться изгнанником?