Свобода доверять себе.

Свобода любить.

И быть любимым.

Да, он безумно хотел бы быть любимым. И он знал, что Саманта способна это ему дать.

Воистину, бессонные ночи открывают такие горизонты видения и понимания, какие недоступны в бесконечной рутине. Джастин сидел на жесткой скамье между молодым парнем с дредами и совершенно пустым взглядом и молчаливым, мрачным детиной в татуировках и потертой кожанке. Джастин чувствовал себя… великолепно. Легким и бодрым. Естественным. Без маски. Какое же это счастье, когда не нужно ничего из себя изображать: заботливого друга, сопереживающего товарища, просто доброго парня…

Тело было вялым, оно хотело покоя, и желательно — покоя в горизонтальном положении. Но спать, что удивительно, не хотелось. Наоборот. Джастин чувствовал, что ему обязательно нужно подумать сегодня о некоторых важных вещах, чтобы окончательно что-то понять.

Волчий взгляд Эдмонда он ощущал, но он его почти не раздражал. Да и какая теперь разница? Их пути окончательно разошлись. Жаль, что сейчас, а не раньше. Неприятно приобретать врагов, еще неприятнее — терять друзей, когда друзья становятся врагами — совсем страшно, но Джастин чувствовал, что все, что происходит, закономерно и естественно, и это ощущение справедливой неизбежности наполняло его покоем, как будто восстанавливалось однажды нарушенное равновесие.

Утром Джастин позвонил одному из своих сослуживцев, помощнику режиссера, чтобы тот поручился за него и внес залог. Уильям Блейк, добряк и отец троих детей, едва не получил удар, узнав, что именно произошло. Джастин Мюррей устроил драку?! Да быть такого не может, бросьте!

Наверное, если бы он услышал это не из первых уст, посчитал бы дурацким розыгрышем.

— Ну ты и любитель сюрпризов, — многозначительно покачал он головой, когда Джастин уже сидел рядом с ним в машине. — Нет, даже не любитель — мастер! — добавил Уильям и раскатисто рассмеялся.

Джастин усмехнулся. Надо же, как просто измениться до неузнаваемости: нужно только позволить себе быть собой.

Нет, черт возьми, это непросто — но невероятно приятно.

Он попросил Уильяма высадить его в нескольких кварталах от дома. Хотелось пройтись по утренним улицам.

Джастин любил свой район — надо же, он почти забыл об этом! Похоже, это вообще ему свойственно: плевать на то, что он любит.

Было свойственно.

Надо начать бегать по утрам. Когда-то это доставляло ему радость.

Он улыбнулся молоденькой девушке в спортивном костюме, которая в этот момент как раз пробегала мимо. Она явно превратно истолковала его улыбку и гордо вздернула подбородок. Глупенькая, кажется, она еще не знает, что можно улыбаться человеку просто оттого, что тебе хорошо.

А Джастину было хорошо. По-настоящему. Как не бывало уже давно. Он думал о Саманте.

— Сэм, где бы ты ни была, — прошептал он, — я тебя найду. И у нас все получится, слышишь? Конечно, не слышишь… Ты просто знай это.

Джастин прислушался к себе и понял важную вещь: после того, что в нем изменилось, он вернул себе кое-что, без чего немыслимо жить хоть сколько-нибудь счастливо.

Он вновь обрел право верить самому себе.

Мать выписали через три дня. Немолодой усталый доктор строго-настрого велел Джастину следить за тем, чтобы она берегла себя — видимо, вид молодого человека с разбитым ртом не внушил ему особого доверия.

Саму Джоан синяки и ссадины на лице сына, конечно, повергли в недоуменный ужас, но она быстро справилась с собой. Джастин отмалчивался, на расспросы о том, где он раздобыл такие украшения, отвечал невнятно, и она мудро решила не настаивать.

Джастин чувствовал себя так, будто у него только что прорезались крылья — а вот ноги остались в кандалах.

— Милый, с тобой что-то происходит, — задумчиво сказала Джоан, когда они были уже у нее дома и Джастин принес ей свежезаваренный травяной чай.

— С чего ты взяла? — улыбнулся он.

— Ну я все-таки твоя мать, — с плохо скрываемой гордостью ответила Джоан. — Но вот что меня удивляет: мне раньше все время казалось, что это нечто хорошее, да, даже несмотря на то, что ты где-то с кем-то подрался, наверняка за правое дело… Но теперь ты выглядишь каким-то подавленным. Может, расскажешь мне что-нибудь?

— Мам, ни к чему тебе это.

— Не надо так говорить, вдруг я начну воображать себе что-то страшное и волноваться? — В ее глазах зажегся хитрый огонек.

— Ты беззастенчиво манипулируешь своим здоровьем! — возмутился Джастин.

— Именно. На войне как на войне — все средства хороши. И хоть мне не хочется этого делать, я вынуждена. — Она демонстративно вздохнула.

— Ну если вкратце, — Джастин присел на край кровати, — то я захотел быть свободным и избавился от многого, что меня связывало, но вот только что-то еще осталось — и от этого я уже отказываться не хочу.

— У тебя кризис середины жизни?

— Может быть.

— Или ты влюбился?

— Это более вероятно. Причем уже давно.

Джоан выразительно изогнула бровь.

— А почему я об этом ничего не знаю, извини за нескромный вопрос?

— Потому что я очень долго был идиотом и считал, что это не имеет значения.

— А теперь?

— А теперь я понял, что если в этом мире что-то и имеет значение, то это любовь.

— А она? Она тебя любит?

— Может быть. Но даже если пока нет, то полюбит.

— Вот это слова настоящего мужчины! — улыбнулась Джоан. — Настоящего мужчины, который намерен завоевать женщину, которая ему нужна. Она тебе нужна?

— Очень.

— Тогда почему, позволь узнать, ты сидишь здесь со мной, тратишь драгоценные минуты…

— Мама!

— И не смей со мной спорить! Марш за цветами — и к принцессе! Видишь, какая я властная и решительная? — Она подмигнула сыну.

— Это пока невозможно, — улыбнулся Джастин. — Сначала ее нужно найти…

— Вот это новости! Прекрасная незнакомка?

— Нет, скорее наоборот — старая подруга. Но она уехала, а куда неизвестно.

— Джастин, хватит меня мучить! Ты же знаешь, я всего лишь слабая любопытная женщина!

— Это Саманта, мама. Саманта Фокс.

— Саманта? Девушка Эда? — поразилась Джоан и рывком села на постели.

— Бывшая девушка. Они расстались.

— Джастин…

— Я знаю, это может показаться…

— Странностью, непорядочностью, несчастьем… Эта поездка все изменила?

— Да. Я понял, что больше не могу без нее.