Раковский прибыл в Киев с целой группой советских экспертов и представителей ведомств. При делегации функционировали бюро печати, дипломатические курьеры и группа экспертов – по международному праву (профессор А. А. Немировский), другим юридическим вопросам (А. Н. Ждан-Пушкин), военным делам (генералы П. П. Сытин и С. И. Одинцов), а также специалисты от комиссариатов финансов, путей сообщения, торговли и промышленности, продовольствия. В качестве «журналистки мирной делегации» в Киеве находилась и супруга Раковского Александрина Георгиевна. У делегации были шесть стенографистов, четыре стенографа, четыре машинистки. Охранял все это внушительное представительство отряд латышских стрелков.[196]

Переговоры начались 23 мая. Накануне Раковский провел пресс-конференцию, на которой заявил, что российская делегация прибыла для того, чтобы ликвидировать все недоразумения между Украинским государством и РСФСР, что Советская Россия намерена строить добрососедские отношения с Украиной.[197] «Мы определенно заявляем, что советская власть никогда не будет препятствовать самоопределению украинского народа».

Был ли Раковский искренен в заявлениях по поводу украинского суверенитета? Авторы книги склоняются к положительному ответу на этот вопрос, имея в виду многолетние связи их героя с умеренной западноевропейской социал-демократией, австрийскими марксистами, отстаивавшими лозунг культурно-муниципальной автономии для малых народов. Раковский должен был понимать, насколько тяжело будет реализовать идею самоопределения народов в практике большевистского государственного управления. Но он, видимо, не до конца осознавал лицемерие и конъюнктурность лозунга самоопределения наций в политической философии Ленина и его единомышленников.

Заявление Раковского внушало надежды. Но украинская общественность восприняла его с настороженностью, полагая, что в программе большевиков лозунг самоопределения носил не принципиальный, а тактический характер. Комментируя прибытие Раковского и Мануильского, украинская социал-демократическая газета писала: «На первый взгляд война между Украиной и Россией кажется бессмысленной, а между тем она логично вытекает из хода российской и украинской революций, в результате противоречий между ними»; «тюрьма народов разбита самими народами, и восстановления ее не должно произойти».[198]

Было ясно, что Раковскому предстояло проявить большую гибкость, чтобы в условиях жестких установок российского правительства добиться взаимоприемлемых решений. Как показал ход переговоров, Раковский в основном проявлял добрую волю и готовность к дипломатическому маневру, тогда как Мануильский (оба они были формально равноправными, хотя Раковского нередко именовали руководителем делегации: на пленарных заседаниях он председательствовал поочередно с главой украинской делегации) занимал пассивную позицию.

Достойным партнером Раковского по переговорам стал руководитель украинской делегации Сергей Павлович Шелухин – правовед, поэт и журналист, деятель Украинской партии социалистов-федералистов. Шелухин родился в помещичьей семье на Полтавщине в 1864 г., окончил юридический факультет Киевского университета, служил следователем, прокурором, членом Киевского окружного суда. До 1917 г. он принимал участие в социалистическом движении, а в 1917 г. являлся одно время председателем ревкома в Одессе, став к этому времени членом ЦК Украинской партии социалистов-федералистов. С января 1918 г. Сергей Павлович был членом Генерального суда Украинской Народной Республики, а затем министром судебных дел УНР, представлял свою партию в Центральной раде. После переворота Скоропадского он сохранил влияние, хотя и не занимал правительственных постов. В середине июня 1918 г. он был назначен генеральным судьей уголовного департамента Генерального суда Украины, вскоре после чего стал сенатором.[199] Позже, после утверждения в Украине большевистского режима, он эмигрировал, являлся профессором права Украинского университета в Вене, с 1922 г. жил в Праге, скончался в 1938 г.

Встречи делегаций происходили в зале Педагогического музея на Большой Владимирской улице, где еще недавно была штаб-квартира Центральной рады (ныне в этом здании находится музей Центральной рады). Всего состоялось 14 пленарных заседаний (последнее 7 октября 1918 г.) и множество заседаний комиссий и подкомиссий.

На открытии дебатов присутствовали представители украинской, русской и западноевропейской прессы. Заседания открыл Шелухин. Стороны обменялись полномочиями. В первые же минуты Раковского ожидал удар со стороны главы украинской делегации, который, по мнению корреспондента германской газеты Фрица Вертхаймера, превосходил его в правовом опыте и в умении контролировать ситуацию.[200]

Оказалось, во-первых, что полномочия советской делегации не были сформулированы должным образом: она уполномочивалась на ведение переговоров и заключение договора, но о ее праве на заключение перемирия или мира в документах не было сказано ничего. Во-вторых, Шелухин попросил разъяснений, в чем состоит федерализм РСФСР, партнера по переговорам, и какие государства вошли в эту федерацию. Глава украинской делегации выразил сомнение, может ли советская делегация давать обязательства от имени Белоруссии, Литвы, Кавказа, Дона, Черноморья и т. д. Мы не знаем, с кем именно предстоит вести переговоры, внешне недоуменно заметил он, фактически отрицая легитимность советской власти над нерусскими, да и некоторыми русскими, территориями.[201]

Раковский попытался дать ответ. Он заявил, что характер переговоров определен Брестским мирным договором, по которому Россия обязалась заключить мир с Украиной. Поэтому имеющиеся у него полномочия достаточны. Что же касается состава РСФСР, то была употреблена общая формула, что это – внутреннее дело, что Украинское государство «мы в нее не зачисляем», попытка же сослаться на широкие права местных органов как проявление советского федерализма вызвала у украинских делегатов недоумение и с точки зрения теоретико-правовой, и с точки зрения практической в связи с начавшимся уже нагнетанием диктаторско-террористических методов советского государственного управления.

Раковский был вынужден попросить прервать заседание, чтобы украинская делегация представила свои соображения в письменном виде, на что он даст официальный ответ.[202] Он был вынужден убедиться, что при всех своих политических качествах, которые учитывались при его назначении фактическим главой делегации, он не обладает необходимым дипломатическим опытом, госу дарст вен но-правовыми знаниями, багажом в области международного права. Помимо этого выяснилось, что некоторые казавшиеся ему безусловными основы советского государственного устройства оказываются трудно защитимыми в прямой аргументированной полемике. Последовала почти паническая телеграмма Ленину, на которую тот ответил советом успокоиться и не давать себя спровоцировать.[203]