— Может быть, ты всё-таки что-то не то съела?

Все происходящее кажется мне абсолютно нереальным. Света беременна… Еще пару недель назад она убеждала меня в том, что детей заводить нужно обдуманно, что люди в этом вопросе — не обезьяны и руководствуются исключительно мозгом и ничем иным.

— Как же так получилось? — вырывается у меня.

— Так и получилось, — она снова в смущении закрывает глаза. — Упала на кровать, очнулась, беременна.

— Он тебе хоть нравится?

— Нравится. Хотя алкоголь, ты знаешь, многое сглаживает.

— Но теперь тебе пить никак нельзя!

— Да, приходится каждый день смотреть суровой правде в лицо, — она опускает взгляд на живот.

— Надеюсь, ты его оставишь?

— До нашего последнего разговора не хотела, но потом отменила поход ко врачу. Уже все назначено было именно на тот день, но ты меня переубедила. Так что будешь крестной мамой.

— Никогда бы не подумала. Ты меня уговорила отказаться от идеи завести ребенка, а сама теперь беременна, — я улыбаюсь. Света сидит кислым овощем. — А Майкл что говорит?

— Говорит, что будем рожать вместе. Будет любить ребенка, даже если он родится алкоголиком. Это он на обстоятельства зачатия и мой образ жизни намекает.

— Наверное, у него к тебе очень сильные чувства, раз так говорит?

— Возможно. Мне кажется, он это все специально устроил, чтобы жениться… Он на меня давно глаз положил.

— Так чего же ты страдаешь? Выходишь замуж за француза и англичанина одновременно, у вас будет ребенок! Некоторые женщины только от одного события на седьмом небе от счастья были бы, а у тебя сразу три! Тебе он нравится, он тебя любит, радоваться нужно!

— Я радуюсь. Если бы не тошнота, еще больше бы радовалась.

Она бежит в туалет.

— Тошнота… — шепчу, улыбаясь. — Она, видишь, какая разная бывает… А что врачи говорят? — спрашиваю я, когда Света возвращается. — Это же невозможно — так все время бегать!

— Врачи сказали, что ничего страшного, обычный токсикоз, через пару месяцев пройдет. В крайнем случае, после родов.

— Очень обнадеживает, — хочется поддержать ее, но не знаю, как. — Может, чем-нибудь заесть? Огурчиками солеными? Или помидорчиками зелеными? У меня есть пара баночек с маминой дачи. Экологически чистый продукт. Давай я принесу!

Вскакиваю с места, чтобы сбегать домой.

— Не нужно, — Света хватает меня за рукав и морщится. — Не нужно о еде. — С утра ничего не идет. Обычно кусок хлеба ем до того, как встаю, но сегодня не успела — пошла тебе открывать. К обеду будет лучше. Тогда поем. Не волнуйся. Это только с утра так мутит, а потом в себя прихожу. Даже губы крашу.

— Тебе помощь, наверное, нужна?

— Да нет, я пока на больничном. Майкл сегодня из командировки возвращается. Он заботливый. Тазик выносит и даже не морщится, — она робко улыбается. — А ты как? Мы так давно не болтали!

— Я теперь начальница. Можешь поздравить. Татьяна в декрет ушла. Правда, теперь не знаю, радоваться этому или плакать. Подчиненные не слушаются, а с одним вообще не знаю, что делать.

На последней фразе мой голос срывается, и звучит фальшиво, как надорванная струна. Света замечает это. На моем лице, видимо, как на фотобумаге при красном свете, проявляется нечто странное, чего совсем не хочу показывать.

— Не может быть! Не может быть! — кричит Света. — Саша, я тебя предупреждаю, как начальник с большим опытом. Это опасно — «не знать, что делать» с подчиненным. Начальнику нужно всегда знать, что делать, даже если не знаешь или уже сделала.

Она смотрит на меня так, что я закрываю лицо руками.

— Да нет, что ты! Ничего не было! — шепчу я. — Практически ничего! Ровным счетом ничего.

Мое лицо пылает, что даже рукам, которыми я его прикрываю, становится жарко.

— Ладно. Не было, так не было. Только Лёшу, пожалуйста, не бросай, — говорит она серьезно, так серьезно, что у меня мурашки по спине бегут. Ее слова, как плетка. Да, ее мне как раз и не хватает.

— Прости, мне пора! — спохватываюсь я. — В десять семинар по тайм-менеджменту начинается, — обнимаю Свету и иду в коридор. — Лёша сказал, что он нам не поможет, но как руководителю, мне полезно послушать, поэтому я побежала.

— Счастливо! И слышишь, не бросай его! — повторяет она.

— Не брошу, — отвечаю и отворачиваюсь.

Вот это дела… Шагаю вдоль бульвара к автобусной остановке. Мокрая тропинка под весенним солнцем превратилась в скользкое месиво. Осторожно ступаю, думая о том, как быстро Света поняла всё, что случилось со мной, и как много времени понадобилось мне, чтобы поверить в ее беременность. Может быть, и Лёша всё понял, но не решился сказать, как и я…

Навстречу по тропинке идет мужчина в костюме: около сорока, в шляпе, в шерстяном, плотно сидящем пальто. Нельзя назвать его красавцем, но на вид приятный: мягкие черты лица, добрый взгляд. «Nice», как сказали бы англичане. Явно спешит. В одной руке — небольшой кожаный чемодан на колесиках с выдвижной ручкой. Он пытается катить его по тропинке, но луж так много, что ему постоянно приходится приподнимать его. От этого кажется, что мужчина парит. В другой руке у него цветы, под мышкой — огромная плюшевая собака. По походке мужчины можно легко узнать, что он родился не в этой стране — совершенно не умеет ходить по нашей весенней грязи. Ставит ноги прямо и резко, торопится. И вот результат: он поскальзывается и летит прямо в лужу. Поднимается, пытается отряхнуть себя, собаку, но российскую жижу так просто не отчистишь. Я слышу отборные английские ругательства. А потом еще на французском.

— Вам помочь? — спрашиваю, поравнявшись с ним.

— Нет, спасибо! — говорит с чуть слышимым акцентом (французским или английским, не могу разобрать) и парит дальше.

Он любит ее. Очень сильно любит ее. Собаку купил, цветы… Иду дальше, чуть не плача: от счастья за Свету и несчастья за себя.

* * *

Михаил встречает нас в позе лотоса. Он медитирует с закрытыми глазами, не обращая внимания на разговоры. Интересный поворот. Стулья стоят теперь не кругом, а в шахматном порядке. Это хорошо. Так мне не нужно смотреть Николаю в глаза. Все места в последних рядах заняты, я неохотно двигаюсь к первому, где сидит он.

— Привет! — он несмело поднимает взгляд, приветствуя меня. В его глазах радость. — Ноги не болят?

О чем он? Ах, о танцах!

— Болят немного, — отвечаю я подчеркнуто сдержанно.

— У меня, помню, первое время так ныли!

Господи, зачем он об этом говорит? Михаил сейчас всё услышит и потом будет у Лёши спрашивать, чего это у его Александры ноги ноют напару с другим участником семинара, которого случайно Николаем зовут!

Я киваю в сторону Михаила и прикладываю большой палец к губам, призывая не шуметь. В это время заходит Сергей, складывает руки на груди и приветствует всех продолжительным «Ом». Мужчины смеются.