— А я теперь и сам не разрешу. Хватит, покомандовали. Правильно говорю?

— Абсолютно…

И с вечера того дня все изменилось: телефонные атаки мамы стали походить на навязчивый зуд роя комаров. Она звонила и требовала, чтобы я вернула «деда» дoмой; что скоро принесут пенсию, а его нет; и как он будет питаться и следить за собой; и таблетки ему нужны; а самое главное — я неблагодарная эгоистичная дочь, которая возомнила о себе. Вот это меня волновало меньше всего. Я ждала, когда она заговорит о том, что сама хочет к нему. Но этого можно было и не дождаться вовсе, и к концу следующей недели я решила дать отпор.

— Папа не вернется в эту халупу, которую вам Лана насоветовала — это раз. Два — по поводу пенсии: я уже отправила запрос на изменение его места проживания. Три — таблетки у него есть, врач посещал, кое-какие из тех, что были выписаны, отменил. Четыре — у папы очень хорошие условия проживания, не сравнить с первобытными, и он сам со всем справляется очень хорошо. Я бываю у него каждый день. Тут недалеко.

— Ах ты, бессовестная девчонка, да разве можно так со стариками?

— Можно, если по — другому нельзя. Или ты хотела остаться одна на склоне лет? У папы подорвано здоровье, и я не позволю никому мешать ему радоваться каждому дню. Не хочешь изменить свою жизнь, не лезь к нему.

— Как? Что? Да ты ополоумела совсем!

— Мама! Говорю последний раз: папа останется жить в новом доме. Ему там нравится.

— Да что там может нравиться? Ни теплиц, ни грядок, ни курочек, ни…

— Это его дом. И папа будет жить по своему желанию. А ты бы лучше вспомнила, что ты его жена, а не генерал, не воспитатель, не пионервожатая. И только он будет решать, чему быть на его участке или в жилище, а чего он видеть не хочет. И кого — тоже. Ты, мама, первая должна была заметить, как ему плохо, но в пылу своей никому ненужной борьбы ослепла и, закусив удила, бросалась в семью Архипа. Зачем? Зачем тебе это? Люди хотят жить не по твоим правилам, а как им нравится или удобно.

— Но это неправильно!

— Это ты так решила? А ты кто? Бог? Мама, остановись. Подумай.

Но прошла ещё неделя, и мама больше не звонила. Я каждый день навещала папу, приглядывала, как он освоился на новом месте. Кое-что купила из домашней утвари, ведь посуда бывшей хозяйки по — прежнему стояла упакованной в коробки, потому что папа не привык пользоваться «такой красотой», как сам выразился. Скучал ли он без мамы, не говорил об этом, но мне казалось, что волновался за нее.

В субботу рано утром я поехала к нему, мне самой очень нравился этот тихий, почти райский уголок природы. Наканунe мы договорились, что порыбачим, а потом папа приготовит рыбу на мангале. Я заранее глотала слюнки, аппетит разыгрался, и день обещал быть без ветра и дождя. Прямо перед воротами дома мне пришло сообщение от Архипа:

«Мы едем».

Первой мыслью было: как мне общаться с Ланой? Я поставила сумки на землю и вздохнула. Но телефон завозился снова, передавая подробности:

«С мамой».

Подхватив вещи, я бегом помчалась к дому, но уже на полпути увидела, что папа сидит с удочкой на мостках, и рядом с ним ведро, возле которого разлегся какой-то зверь. Оставив сумки, направилась к реке, наблюдая со стороны, как общаются между собой человек и пока не поняла, кто. Папа поворачивал голову, словно что-то говорил ему, а некто лохматый поднимал морду, будто внимательно слушал.

— Господи! — не удержалась я от восклицания. — Издалека на волка похож. Разве они у нас водятся?

Зверь почуял мое приближение сразу, вскочил и настороженно смотрел светлыми глазами. Это была большая собака неизвестной мне породы, что-то среднее между овчаркой и лайкой. Но лохматостью она напоминала волка. А папа спокойно положил руку на холку этого зверя и сказал:

— Тихо-тихо, это свои. Садись рядом, я тебе рыбку дам.

Все, на меня больше не обращали внимания. Я была поражена, так как даже не представляла, что собаки едят рыбу.

— Он все ест, — заметив мое удивление, пояснил он. — В лесу ко мне подошел, когда я на пенек присел. Морду на руки положил и в глаза посмотрел, грустно так. Вот теперь у меня собеседник есть. Не бойся, Стасик, он хороший. Одинокий только, да и старый уже, не нужен никому. А мне с ним уютно, похоже, и ему тоже.

— Как звать твоего друга?

— Не знаю. Мы с ним пока не решили. Ну что, присядешь с нами порыбачить?

— Пап, Архип написал, что они с мамой уже едут, — тихо сказала я, глядя на него, а в ответ на меня одновременно посмотрели две пары светло-голубых глаз.

— Да? Тогда надо готовить прием? Или она просто так, посмотреть?

— Архип не сказал.

— Ясно. Что же, идем в дом. Дождемся гостей.

Втроем мы медленно шли к дому. Лохматый зверь обнюхал мою руку и лизнул. Я ойкнула, а папа улыбнулся.

— Он признал тебя. Я ему много рассказывал о нас, обо всех. Скоро убежит в лес. Может, у него подруга там, а может, просто отвык от людей.

Εдва мы оказались у дверей, как послышался звук подъехавшей машины. Потом нам стало видно маму, которая шла, озираясь по сторонам и качая головой. Мы с папой переглянулись, не зная чего ожидать. Архип медленно брел позади нее, все время поворачиваясь к реке. Он тоже любил рыбалку, с детства бегал с мальчишками к пруду, где и поймать можно было только головастиков. А тут такая река.

Я чуть попятилась, чтобы не мешать встрече родителей, которые не виделись две недели. Мама, ставшая с возрастом меньше меня ростом, казалась совсем крохой, а папа — наоборот, словно вырос, расправил плечи.

— Что ты удумал, дед? Бросить меня там хотел? Как же я без тебя на старости лет?

Мы с братом смотрели, как папа сделал несколько шагов к ней, обнял за шею и притянул к себе. Он поглаживал ее по голове, а мама плакала и что-то неразборчиво причитала. Я не ощущала слез, которые катились из глаз, и только от прикосновения Архипа смогла прийти в себя. Брат тоже шмыгал носом, пытался улыбаться.

— Хватит тебе ворчать, — послышался папин голос. — Клохчешь, как наседка. Все же у нас хорошо. Смотри, как