Жил-был один арендатор, который сдал землю и двор обратно владельцу, и осталось у него только трое сыновей: Пер, Поль и Эсбен Замарашка. Они ровно ничего не делали, — им и так жилось хорошо, да к тому же они считали себя слишком важными, чтобы делать что-нибудь, и всякая работа была не по ним.

Наконец Пер услыхал, что барону нужен пастух, зайцев пасти, и сказал отцу, что хочет поступить на это место; оно как раз по нему: коли служить, так, по крайней мере, самому барону. Отец же, напротив, думал, что не очень-то это место по нему: заячий пастух должен быть и на ногу легок, и ловок, и не ленив; небось, как зайцы взбесятся да понесутся, угоняйся-ка за ними; это не то, что по горнице из угла в угол слоняться. Но Пер знать ничего не хотел; пойду да пойду. Взял торбу со съестным и поплелся под гору. Шел-шел, шел-шел, набрел на дряхлую старуху, которая ущемила нос в расщелине пня.

Увидал он, как она бьется, чтобы вырвать нос из тисков, да и давай хохотать во все горло.

— Нечего стоять да зубы скалить! — говорит старуха. — Лучше подойди да помоги старухе. Я вот хотела дровец себе наколоть, да нос и ущемила. Вот уж сто лет бьюсь тут, не пивши, не евши.

А Пер еще пуще заливается, так ему смешно это показалось.

— Ну, — говорит, — коли сто лет так простояла, и еще сто простоишь.

Пришел он к барону, и его сейчас же взяли в пастухи; не пришлось пороги обивать да кланяться. Стол и жалованье полагались хорошие, а в будущем он мог рассчитывать и на руку молодой баронессы; зато ему было объявлено, что если он упустит из баронского стада хоть одного зайца, то поплатится тремя ремнями из спины и будет брошен в змеиный ров.

Пока Пер ходил с зайцами около дома да проходил по меже, зайцы все держались в кучке, но когда в полдень он вышел с ними в лес, они принялись беситься и разбежались по горам, по долам. Пер за ними вдогонку, бежал-бежал, пока последний заяц не скрылся из вида и он сам не выбился из сил.

Под вечер поплелся Пер домой, долго стоял у околицы, все высматривал, не покажутся ли зайцы, — нет ни одного. Когда он пришел домой, барон уже дожидался его с ножом в руках, вырезал ему из спины три ремня, посыпал раны солью с перцем и велел бросить его в змеиный ров.

Через несколько времени вздумал поступить к барону в пастухи другой брат, Поль. Старик и ему говорил то же, что старшему, но Полю загорелось — идти да идти, никаких советов не принимает. И с ним все вышло, как с Пером. Старуха все стояла и билась с ущемленным носом, а ему и горя было мало; похохотал над нею да и оставил ее там, где была. На службу его взяли сейчас же, — тут отказа не было. Но зайцы и от него все разбежались по горам, по долам, как он ни гонялся за ними, высунув язык, точно собака по солнечному припеку. Когда же он вечером вернулся домой без зайцев, барон уже поджидал его на крылечке с ножом, вырезал у него из спины три ремня, посыпал солью с перцем и велел бросить его в змеиный ров.

Спустя некоторое время и Замарашке захотелось пасти баронских зайцев. Ему казалось, что эта служба будет как раз по нему, — бродить по полям и лесам, бегать за зайцами, валяться по пригоркам на солнышке — то ли дело!

Старик же полагал, что лучше найти службу более подходящую, а то и с ним не вышло бы того же, что с братьями, коли не хуже. Заячьему пастуху нельзя быть увальнем, еле ноги таскать, как сонная муха. Да и пасти зайцев на холмах не то что блох ловить в рукавицах. Тут, коли хочешь спину уберечь, надо быть ловким, проворным, летать не хуже птицы.

Все уговоры, однако, ни к чему были. Замарашка заладил свое: хочу да хочу служить барону, и никому другому. Что же до зайцев, то не труднее же их пасти, чем козлов или телят! И вот взял он торбу с припасами и поплелся.

Шел-шел, шел-шел, стал его уже голод разбирать, вдруг видит, старуха нос в пне ущемила и бьется.

— Здравствуй, бабушка! — говорит Замарашка. — Что это ты нос точишь, бедняга?

— Вот уж сто лет никто меня бабушкой не называл! — говорит старуха. — Подойди же, помоги мне вытащить нос, да поесть дай чуточку, — сто лет не пила, не ела, — а я тебе пригожусь.

— Да, за такое время можно проголодаться! — согласился Замарашка.

Расколол он пень, старуха вытянула нос; потом Замарашка поделился с нею едой. У старухи аппетит, понятно, был волчий; она и съела добрую половину.

Наевшись, она дала Замарашке дудочку, да такую, что если подуть в нее с одного конца, то все, что хочешь убрать, точно ветром уносило во все стороны, а если подуть с другого — все опять собиралось в кучу. Да еще эта дудка возвращалась к хозяину, куда бы ее не унесли, стоило ему только пожелать этого. «Да, вот это дудка так дудка!» — подумал Замарашка.

Пришел он к барону и сейчас же получил место, — тут за службой дело не стояло. И стол и жалованье обещали хорошее, а коли упасет зайцев, так, пожалуй, и баронессу в придачу, зато если уж не упасет, потеряет хоть одного зайчонка, поплатится тремя ремнями из спины. И барон был так уверен в этом, что заранее нож пошел точить.

Сначала Замарашке показалось, что пасти зайцев ничего не стоит, такие они были смирные, ручные, точно стадо овец, пока он ходил с ними около дома да шел по меже на пастбище; но когда вышел с ними на поляну да время подошло к полудню и солнце начало припекать на открытых местах, зайцы все точно взбесились и начали разбегаться.

— Эх вы, ну! Пошли! — крикнул Замарашка и давай дуть в свою дудку: всех зайцев точно ветром размело во все стороны. Но дошел он до места, где прежде уголь жгли,