– Феникс!

Ухмыляющийся Энрике появился из-за угла, держа в руках бумажный пакет. Когда молодой человек увидел ее лицо, его улыбка исчезла, и он торопливо подбежал к ней.

– Разве ты не видела, как я показывал за угол?

Зофья покачала головой.

– О, – сказал он. – Ну, я подумал, что после всех горящих экипажей и страшных историй мы можем позволить себе немного печенья.

Он достал из бумажного пакета два белых сахарных печенья, плотно покрытых гладкой глазурью, и протянул ей одно из них.

– Это заняло немного больше времени, чем я рассчитывал, потому что на печенье была посыпка, а тебе такое не нравится, поэтому я попросил соскрести ее и добавить еще один слой глазури, для гладкости, – сказал Энрике. – И на твоем месте я бы не ел его слишком быстро, ведь…

Зофья сунула в рот все печенье целиком. Энрике пристально посмотрел на нее, потом рассмеялся и последовал ее примеру.

На обратном пути Зофья наслаждалась сладковатым привкусом сахара, оставшимся на языке. Только когда они подошли ко входу на вокзал, Энрике снова заговорил:

– Даже не скажешь «спасибо»? – спросил он. – Давая тебе печенье, я серьезно рисковал. Ты съела его так быстро, что я испугался: вдруг ты мне руку откусишь?

– Я бы не спутала твою руку с печеньем.

Энрике притворился оскорбленным.

– А я-то думал, что я такой сладкий…

Это была ужасная шутка, и Зофья была удивлена, что вообще ее поняла. И все же она рассмеялась. Она смеялась до боли в животе, и только тогда поняла, что совершенно забыла о холодном, незнакомом городе. Энрике принес ей печенье и заставил ее смеяться, и это было все равно что сидеть у огня в собственном доме, точно зная, где лежат все твои вещи и кто постучится в дверь.

– Спасибо, – сказала она.

– Неужели я заставил Феникса смеяться? – ухмыльнулся Энрике, театрально прижимая руку к сердцу. – Я готов пройти любые испытания, чтобы услышать этот редкий звук. Это определенно стоит покусанной руки. Лучше любой банальной благодарности.

Улыбка Зофьи потухла. Она знала, что он часто произносил грандиозные речи, но все это было не всерьез. В тот момент, у железнодорожного депо, ей хотелось, чтобы его слова оказались правдой.

Чтобы в один прекрасный день она значила для кого-то так много, что он был бы готов на любые испытания, лишь бы услышать ее смех.

ОНИ ОТПРАВИЛИСЬ К ОЗЕРУ на закате, когда мир казался голубым, а последние лучи отражались на льду. У вокзала их ждали двенадцать собачьих упряжек. Ни один портал не мог доставить их к месту назначения. Местные буряты давным-давно возвели Сотворенные барьеры на портальных дорогах. Все пятеро сели в сани, которыми управлял пожилой бурят в плотных сапогах, подбитых мехом, толстом кушаке и длинной шубе, обшитой маленькими медными украшениями. Дельфина сидела в самом начале процессии, а Руслан и Ева – сразу за ней. Лайла бесшумно присела рядом с Зофьей.

– Ты слышала переводчика? – спросила она и поежилась. – Он все время говорит, что где-то поблизости бродят «несчастные духи».

Зофья не верила в духов. Но ветер издавал тот же воющий звук, который пугал ее в детстве, а в голове непроизвольно всплывали истории, которые Хела шептала в темноте. Рассказы о диббуках[5] с их синими губами, об утонувших девушках-призраках, вынужденных охранять сокровища, о землях между полночью и рассветом, где бродят мертвецы, а свет всегда холодный и тусклый. Зофья не любила эти сказки и не верила в них.

Но она их помнила.

– Я так и не извинилась, – сказала Лайла.

Зофья нахмурилась. За что Лайле было извиняться? Подруга повернулась к ней лицом, и Зофья пристально всмотрелась в ее черты.

– Я должна была рассказать тебе правду, но я не хотела, чтобы ты видела меня по-другому. Я боялась, что ты перестанешь считать меня человеком.

Анатомически тело можно считать машиной, вне зависимости от того, было ли оно рождено или собрано по частям. Зофья считала, что составляющие не имели значения. Это было похоже на физику. Перенос энергии не делал ее менее реальной. Таким образом, Лайла была совершенно настоящей и останется таковой, если они найдут Божественную Лирику.

– Если ты хочешь мне что-то сказать, то можешь сделать это сейчас, – сказала Лайла. – Это не обязательно… но вдруг тебе захочется.

Зофья не знала, что на это ответить. Она хотела рассказать о Хеле и о вечной тревоге, с которой ей приходится жить, потому что своеобразное восприятие мира делает ее обузой для окружающих… но вдруг само выражение этих мыслей – обуза для ее друзей?

Лайла протянула ей руку. Зофья заметила гранатовое кольцо, которое она сделала для подруги. Тогда ей казалось, что кольцо показывает отсчет до дня рождения Лайлы. Не до ее смерти.

Зофья почувствовала, как ее лицо вспыхнуло от ярости. Она не допустит смерти своей подруги. Она не позволит Лайле умереть.

Подавшись вперед, Зофья взяла Лайлу за руку и на мгновение перестала замечать и холодный ветер, и бесконечный снег. Звезды над их головами расплылись в тумане. Собачьи упряжки грохотали по льду, и казалось, что они едут уже несколько часов, даже несмотря на Сотворенные полозья, которые позволяли им быстрее скользить по гладкой поверхности. Как только рассвет коснулся далекого горизонта, они остановились. Морозный воздух обжигал легкие, но Зофье здесь нравилось. Ей нравилось, что мир выглядит мрачным и холодным. Ей нравился низкий пояс гор, и огромное озеро, покрытое кружевным узором льда. Ей нравилось, что вокруг ничего нет.

Но в этом была определенная проблема.

Вокруг ничего не было. И все же, судя по их компасам, это были точные координаты Спящего Чертога. Северин с Русланом стояли в стороне от остальных, и Северин вертел в руках Тескат-очки. Ева встала между ними, положив руку на спину Северина.

– Думаете, он под водой? – спросила она. Северин ничего не ответил.

– Вдруг мы перепутали координаты? – заволновался Гипнос.

Зофья посмотрела на очки. Затем она окинула взглядом толпу людей, которые почему-то упорно не хотели использовать их по назначению.

– Это очки, – громко сказала она.

Северин поднял глаза, и уголок его губ довольно пополз вверх. Он поднес Тескат-очки к лицу.

– Что там? – просила Ева. – Что вы видите?

Северин сделал несколько шагов влево, а затем наклонился ко льду, вытянув руку в воздухе, словно он хотел обхватить дверную ручку, видимую только ему одному. А потом он потянул на себя. В этот момент свет начал колебаться, и воздух перед ним ярко замерцал.

Руслан засмеялся и хлопнул в ладоши, отвлекая внимание Зофьи.