И за пиршественным дворцовым столом никто не спешил. Даже нетерпеливый великий князь Киевский Всеволод. Потому что в этот день совершенно по-особому гордился своим сыном.

А сын неимоверно устал, ведь он почти не спал на шхуне, а вместо бани и отдыха ему пришлось еще столько времени ходить от стола к столу, улыбаться, говорить благодарственные слова, отвечать на вопросы. Мономах при всей своей прирожденной силе за дворцовым столом еле сидел, и его измученную улыбку заметила мать. И поняла: сыну сейчас нужен прежде всего спокойный крепкий сон.

Великая княгиня встала, подошла к мужу, шепнула ему на ушко, что сын их измучен до крайности и ему следует отдохнуть. Великий князь Всеволод было заартачился, но Византийская принцесса была настойчива, а потому и сумела убедить мужа. Заручившись его согласием, она подошла к Мономаху и просто-напросто увела его из-за стола.

Владимир как упал на свое ложе, так и заснул. А проснулся уже раздетым и старательно укутанным одеялами. В ногах на его кровати сидел Мирослав, рядом на лавке — Ратибор. Заметив удивленный взгляд Мономаха, Ратибор сказал:

— Вставай, великий князь. Я тебе баньку протопил. Попарю, похлещу веничком — враз все плохое забудешь. Хорошо похлещу. От души.

— А я спинку потру, — улыбнулся Мирослав.

Щедро пропарили Мономаха — Ратибор особенно старался — и спинку потерли. Так, что забыл все свои хвори Смоленский князь. И сразу после бани прошел на женскую половину дворца.

— Здравствуй, светлая матушка моя.

Великая княгиня Анна отложила книгу, которую читала, встала, поцеловала сына в лоб и молча указала, где ему сесть. И улыбнулась.

— Ты не только убил много барсов, но и завоевал себе невесту, сын.

— Я полюбил ее, матушка. Сперва в мечтах, и тогда решил спасти ее во что бы то ни стало. А когда и впрямь спас, то в общих бедах и общих боях полюбил ее всем сердцем еще больше.

— Ее невозможно не полюбить, сын. Я тоже успела в нее влюбиться. Это очень красивая, очень волевая и очень умная девушка, в крови которой соединились две ипостаси: уменье повелевать и страстность в искренней любви к своему избраннику. Ты дважды счастлив, мой сын, что встретил ее с мечом в руках. Женщины-воины такого не забывают никогда.

— Мы сражались с ней плечом к плечу, — на суровом лице Мономаха появилась улыбка. — И она все время старалась прикрыть своим мечом меня. А я — ее. Свою королеву.

— Ты завоевал свою любовь мечом, потомок великого Мономаха, — великая княгиня поцеловала его в лоб. — И это стоит двух дюжин барсов. Смело добавь их в свою копилку.

Они помолчали, с любовью и благодарностью глядя друг на друга. Потом мать вздохнула и стала очень серьезной.

— Но — к делам. Надо к свадьбе готовиться.

— К двум свадьбам, матушка моя.

Для убедительности Владимир показал два пальца, растопырив их на манер рожков.

— Почему же — две? — нахмурилась великая княгиня.

— Добрыня, не раз и не два спасавший мне жизнь, влюбился в нашу Елену, — очень серьезно сказал Мономах. — И она ответила на эту любовь. Уговори батюшку, напомнив ему, что Добрыня получил из его рук потомственное дворянство.

— Уговорю, — улыбнулась мать. — Что-нибудь еще, сын?

— Мою жизнь дважды спас воин, которого послал со мной Свирид. Воин не имеет имени, и все зовут его Безымянным.

— Спроси Свирида.

— Он никогда не скажет.

Великая княгиня нахмурилась. Даже свела брови к переносью.

— Ты убежден, что хочешь знать его имя?

— Да, матушка.

— Как бы дорого это ни стоило?

— Он дважды спас мою жизнь.

Мать вздохнула.

— Тебе это дорого обойдется, наследник киевского престола.

— Дороже всего — чистая совесть. Ты учила меня этому, светлая матушка.

Великая княгиня помолчала.

— Это — твой брат. Святополк Изяславич. Он старше тебя на четыре года.

— Как — брат?..

— По отцу. Твой отец, не имея прав на Киевский Престол, искал пути через старших Изяславичей. Влюбил в себя младшую дочь, умудрился на ней законно жениться, но другим Изяславичам это не понравилось. Он бежал в Византию, где мы с ним и познакомились. И все мое приданое ушло на уплату за позор младшей дочери. В конце концов договорились, но рожденного ею сына твоего отца заставили взять. Его воспитала семья Свирида, но имя его никто не должен был знать.

Мать и сын помолчали. Потом Владимир неожиданно улыбнулся:

— Я беру за себя королеву Англии Гиту. Никому из Изяславичей и не снилась такая держава.

— Значит, дело за свадьбой, — сказала, сдержав вздох, великая Киевская княгиня.

Уже на следующий день после этого разговора Гита Английская приняла православие. Затем было оглашение, назначен день свадьбы, и Свирид разослал своих конных разведчиков для оповещения гостей. Киев готовился к небывалому свадебному торжеству, когда начали съезжаться первые гости. И одним из самых первых прибыл князь и ведун кривичей Воислав. Вручив подарки невесте и жениху, он сказал:

— Я дарю вам, дорогие мои, два счастливых числа. Запомните: тридцать три и семь.

Владимир и Гита прожили в любви и счастье тридцать три года, и Гита родила Владимиру семерых сыновей.

33 и 7.

Предсказание сбылось.

Князь Владимир Мономах любил после обеда спать на земле, подстелив попону и подложив под голову седло. Он засыпал сразу, приучив себя к этому еще с детства по совету своей матушки Византийской принцессы Анны. И просыпался ровнехонько через час полностью отдохнувшим, бодрым и еще более деятельным.

Мономаху редко виделись сны, а тут он вдруг увидел себя на коне, в боевом панцире, с обнаженным мечом в руке. Сквозь звон мечей, лошадиное ржание и стоны умирающих услышал голос отца — великого князя Всеволода:

— Держи мою левую руку!.. Левую!..

Было Мономаху во сне лет двенадцать, не более. Вокруг шло сражение, но он слышал только голос отца и держал левую руку его войска…

Отец… Отважный полководец, всегда широко шагавший впереди всех с не знающим пощады мечом. Он любил воинов, сражения, но более всего — свою супругу, Византийскую принцессу Анну, и их первенца Владимира Мономаха. После рождения третьей дочери Анна внезапно скончалась: купцы занесли на Русь какую-то хворь, которой она и заразилась. Через сорок дней после ее кончины великий князь Всеволод вынужден был снова жениться, ибо в те времена владыка государства не имел права вести холостой образ жизни. Взял он себе в жены половецкую красавицу знатного рода, названную в крещении также Анной, а после рождения сына Ростислава и впрямь привязался к ней, даже полюбил.