— Ратибор… — шепнул Добрыня.

— И вправду… — начал было Мономах.

— Ратибор!.. — закричал Добрыня. — К нам топай, побратим!

Чавканье топи и громкое сопенье стали громче, и вот в туманном болотном мареве возникла огромная расплывчатая фигура.

— Ратибор!..

— Ну я, — отозвался богатырь. И явился из болотного злого тумана. — Вот он я.

Ратибора стали хлопать по плечам, поскольку обнять его было невозможно. А Добрыню он сам сграбастал в свои объятья.

— Побратим!..

Успокоившись, Ратибор толково доложил, что по топи идет Свирид со своими разведчиками, что еды у них мало, что сома поймал…

— Повели кричать погромче, великий князь, — сказал он Мономаху, опять норовя встать перед ним на колени. — Разведчики на голоса выйдут.

— Возвращаемся к шхуне, — повелел Мономах. — Здесь останутся трое самых голосистых.

Начальник лучшей разведки быстро вышел на призывные крики и с ходу нагнал направлявшуюся к шхуне группу Мономаха.

Обнялись.

— Рад видеть тебя, брат.

— Как ты здесь, в топи этой, оказался?

— Матушка твоя уговорила великого князя послать меня на твои поиски.

— Чуял, — улыбнулся Мономах. — Чуял, что тебя пошлет.

— Еда у тебя есть?

— Какая еда в поиске.

— Худо.

— Надо совет собирать.

— Надо, побратим.

Когда вернулись на голодную и холодную шхуну, Мономах тут же собрал военный совет и попросил Английскую королеву на нем председательствовать.

— Чтобы никто не спорил.

— Все беды когда-нибудь да заканчиваются, — открыла совет Гита. — Но от их последствий остаются следы, и они требуют определенных действий. Главное, о нас вспомнили: великий князь Киевский прислал нам помощь. Слово принцу Мономаху.

— Благодарю, ваше величество. — Мономах встал. — Нас терзает голод и мучает холод. Сначала людей надо накормить, согреть, а потом думать, как выбраться из этих погибельных топей. Жду ваших соображений.

— Голод главнее холода, — заметил Свирид. — Я пошлю человека в лодке, которую временно мне передаст капитан Мирослав. На ней мои люди спустятся к Новгороду Великому и вернутся с продовольствием, а заодно и с одежей. А уж потом, наевшись и согревшись, будем решать дальнейшие вопросы. Как считает князь?

— А куда подевался любимец твой? — неожиданно спросил Мономах. — Ну, этот…

— Вот он-то и поедет в Новгород. Рана, которую он получил, защищая посольский обоз, слава Богу, уже закрылась.

— Еда и одежда — это прекрасно, — неожиданно сказала Английская королева. — Но никто еще не сказал, как нам вытащить из болотных топей корабль нашего капитана.

— Но зачем он нужен, ваше величество? — недоуменно спросил Свирид.

— Во-первых, этот корабль — собственность английской короны. А во-вторых — это мой личный свадебный корабль, леди и джентльмены.

— Но как же его… — начал было Мономах.

— Канал, что ли, рыть? — уныло вздохнул кто-то.

— На катках вытащим, — предложил начальник лучшей разведки. — Кавалерийские кони не потянут, нужны битюги. Голов пятнадцать-семнадцать, не меньше. Можно купить у новгородцев, они и лютой зимой торгуют со всей Европой.

— Я покупаю этих битюгов, — решительно заявила Гита. — И найму к ним погонщиков. И щедро заплачу тем, кто переправит их к нам.

Весь этот день до глубоких сумерек из Новгорода Великого возили на шлюпке еду и одежду. Сходил на ней в Новгород и Мирослав — он договорился с новгородскими старейшинами о покупке битюгов и о переправке их через Волхов. Устали гребцы на шлюпке, устали добровольные грузчики, устали от напряжения и ожидания решительно все.

И устроили на шхуне пир. Там нашлось достаточно вина, а закуску вместе с одеждой доставила уже первая шлюпка. Добрыня пустился в пляс, и сама Английская королева Гита исполнила шотландский танец. Правда, без волынки, но такт ей отхлопали ладонями. Она вызвала на танец Мономаха, русский принц с танцем не справился, и Гита пообещала:

— Научу!..

Через несколько дней были доставлены битюги. Шхуну на катках с огромным трудом спустили в Волхов и на радостях опять устроили пир. На другой день — уже на шхуне — отправились в Господин Великий Новгород, как гордо именовали свою республику, первую во всей Русской Земле, сами новгородцы.

Посадник Великого Новгорода и старосты всех его семи концов с торжественным почетом встретили гостей, и в первую очередь королеву Англии Гиту. Они прибыльно торговали с Англией до захвата ее Вильгельмом, хорошо знали своего земляка Мирослава, да и о Смоленском князе Мономахе были наслышаны. Гостям показали церкви и соборы Великого города, его укрепления, форты, крепости.

После прогулки посадник Господина Великого Новгорода устроил в честь королевы Англии официальный прием. Он сказал краткую приветственную речь и преподнес королеве ожерелье из крупного отшлифованного янтаря, который в те времена ценился дороже золота.

А затем, естественно, начался в честь королевы Англии и Смоленского князя пир. Новгородские богатеи дружно тряхнули мошной.

Тогда пир был не просто торжественным обедом, но особым действом, которое обычно длилось несколько дней. Порою доходило и до месяца. С перерывами, конечно, — не столько на сон, сколько на бани.

Бани в те времена служили лечебницами, где вправляли суставы, где избавлялись от простуд и прострелов, ушибов и кровоподтеков. Мастера-банщики высоко ценились, поскольку сочетали в себе не только уменье создать влажный или совершенно сухой пар, но были еще и ловкими костоправами, приводившими в боевую форму и простых воинов, и воевод, а порою и князей.

Кроме того, бани были первыми клубами, где собирались не только по половому признаку (мужчины отдельно, женщины отдельно), но и по интересам. Здесь можно было с глазу на глаз поговорить с друзьями, выяснить отношения с обидчиками и обиженными, встретиться с посредниками, наконец.

На пиру главными были хорошо продуманные мастерами-поварами перемены блюд.

Перед ее величеством королевой Английской были выставлены устрицы и мидии во льду, омары и крабы, добрый английский бекон и морская рыба по-ирландски. А ломился стол от русских разносолов: квашеной капусты, соленых огурцов, моченой брусники, примороженной клюквы, брюквы в меду и пареной репы.

Это была первая перемена, которая запивалась мореным квасом и отстоянным пивом.

Вторая перемена блюд была рыбной. Во всем мире не существовало ничего роскошнее русского рыбного стола. На вершине его стояла царская рыба: осетр и белуга, калуга и стерлядь, севрюга, бельдюга и шип. Сама царская рыба была отварной и вяленой, соленой и копченой, сушеной и зарумяненной в протопленной можжевельником русской печи. Станового хребта в ней не было, вместо него вдоль всего тела проходил хрящ, именуемый вязигой, который осторожно вынимали, запекали в пирогах, и пироги эти славились во всем мире. Каждой рыбе соответствовала ее икра, благоуханная и черная, как ночь, соленая и чуть присоленная соками самой рыбы, паюсная, то есть растертая вместе с пленками и чуть сдобренная, и зернистая. А была еще строганина из царской рыбы — либо чуточку присоленная, либо с моченой клюквой, брусникой и кислинкой из щавеля.